наконец предмет своих вожделений — твердый, упругий, полный жизни, и Силван, не удержавшись от искушения, сжала его. Ранд застонал.
— Тебе больно? — испугалась Силван, пытаясь отстраниться.
Но рука Ранда вернула ее на место.
— Это самая прекрасная боль. — Его глаза были полузакрыты, И темные и длинные ресницы казались неожиданно женственными на сильном мужском лице.
Силван хотелось, чтобы он всегда так глядел — желая, но уже удовлетворенно, отчаянно, но уже смиренно. Сама природа подстрекала Силван к отваге. Морские птицы покидали свои гнезда и взывали к дерзанию, безрассудно взмывая ввысь. От земли шел густой дух влажной травы и жирной почвы, земля дарила эти запахи согревавшему солнцу.
А Силван проводила теплыми ладонями по всему телу Ранда, грея его, словно она сама была солнцем. Его глаза распахнулись, и он долго глядел на нее, потом сказал:
— Ты мне непонятна. Загадка. То ты — вся дерзость, то — вся смущение. — Он приподнял ее. — Дай-ка я разгадаю эту загадку.
Его пальцы отыскали прорезь в ее панталонах. Видно, он знал, что искать — через минуту Силван возбужденно вскрикнула и дернулась.
Он заглянул ей в глаза.
— Ты разве не знаешь, как это происходит?
— Знаю. Но знать — одно, а почувствовать — совсем другое. — Такого она никогда не испытывала. Интересно, это у всех женщин так?
Ранд сам ответил на ее невысказанный вопрос.
— Не все женщины настолько чувствительны — или настолько робки. — Он подумал немного. — Может, ты быстрее привыкнешь, если я посмотрю сначала на все твои местечки?
— Нет! — Еще показывать ему не хватало!
— Ни за что!
Ранд еще глубже задумался.
— А, может, тебе будет удобнее, если я сначала на вкус попробую?
— Нет!
— Я же пробовал на вкус твои груди, и тебе понравилось.
— Это другое дело. — Ранд улыбнулся, видя ее возмущение, и эта улыбка еще больше рассердила ее.
— Ты надо мной издеваешься.
— Дай мне попробовать, и сама все поймешь.
Ну и, разумеется, он настоял на своем. Может, ему и хотелось позабавиться ее замешательством, но Силван нимало не сомневалась, что этот законченный ловелас именно так и привык с женщинами обращаться, чтобы уж все удовольствия разом получить. Хотя, что греха таить, и ей это понравилось тоже. Как он и обещал.
Но Ранду этого было мало.
— Ты так и не разрешишь мне тебя потрогать?
Он надул губы, изображая обиженного мальчишку, в то время как тело его недвусмысленно свидетельствовало о том, что это зрелый мужчина со всеми своими мужскими потребностями.
Силван, сама возбужденная его ласками, только кивнула.
Разрешение он получил, и его нахальные пальцы поспешили воспользоваться им как можно быстрее.
— Как же мне хорошо сейчас! — сказал Ранд. — Нам надо будет ходить сюда почаще и…
— Я и не подумаю ходить сюда. — Да я тебя уговорю.
Очень уж самоуверенно он вел себя, хотя, честно говоря, имел для этого все основания. Разве вот сейчас Ранд не добился от нее всего, чего хотел? И способен добиться еще большего. Он слегка погладил ее между ног, и Силван пронзила дрожь удовольствия. Что-то пульсировало внутри ее тела, и ощущение было несказанно приятным.
Силван ужаснулась, представив себе, как она выглядит со стороны: сорочка и лиф скомканы на талии, юбка задрана, панталоны расстегнуты, а сама она этакой всадницей оседлала мужчину. Мужчину, спасенного ею от смерти. Мужчину, весь вид которого ясно свидетельствовал о том, что жизнь для него прекрасна. Таким радостным и свободным она его никогда не видела.
Стоило жертвоприношения… Только вправе ли она говорить о какой-то жертве с ее стороны? Его пальцы продолжали делать свое дело, находя самые чувствительные местечки на ее теле. Силван уже не сдерживала свои стоны. А Ранд был очень доволен.
— Такие звуки означают, что я делаю это правильно. Тебе наши занятия по душе, правда?
Зачем спрашивать, если он и так знает ответ?
Но Ранд не унимался.
— Тебе нравится этим заниматься? Да или нет?
Она не отвечала.
Тогда Ранд вдруг убрал руку с ее тела. Силван невольно потянулась к нему.
— Чтоб потом не говорила, что я тебя заставил.
Теперь его руки рыскали по ее телу безо всякого стеснения. Ее соски напряглись, пальцы судорожно сжались, она запрокинула голову и поглядела в небо. Никогда не было у нее такого чувства: вот-вот, и она взлетит.
— Еще немного, милая. Чуть выше. — Каждое его указание продвигало ее по пути к блаженству. Все ближе к раю.
— Отдохни. Дай себе передохнуть немного. Отдайся этому.
Ветер обдувал ее кожу, солнце ласкало ее своими яркими утренними лучами, а она сосредоточилась на том, чтобы расслабиться, взлететь выше, отдать всю себя этому — чем бы это ни было.
Потом какая-то неведомая сила сжала судорогой ее тело, приподняла и кинула навстречу Ранду — ближе, еще ближе, пока они не слились в единое целое.
Ей нравилось это. Она упивалась каждым новым движением. Ей хотелось еще и еще, И Ранд щедро делился с ней своим опытом, умением и своей страстью, одаряя ее тем, чего она требовала, и даже сверх того.
А потом это стало сходить на нет. Исподволь, понемногу ритм замедлялся, и Силван вновь смогла осознать, где она находится, увидеть солнце, море, воздух…
И, осознав все это, вернувшись снова в знакомый мир, Силван попыталась вернуться и к обычной своей манере поведения — насмешливой и холодноватой. Почему-то ей не хотелось, чтобы Ранд догадался о том, какое сильное потрясение она испытала.
А вот Ранду никакой такой будничности или благопристойности вовсе не хотелось. Он потянулся к ней, бормоча:
— Иди сюда.
Схватив Силван за плечи, он притянул ее к себе, устроив ее голову у себя на груди. Она слышала, как колотится его сердце, хотя не понимала, почему. Ему-то такие занятия, должно быть, не в новинку.
Она уже собиралась спросить его об этом, как вдруг невдалеке хрипло проскрипела какая-то птица, и Ранд бросил:
— Проклятие! — Он грубо отпихнул ее от себя, а когда она попробовала поднять голову, чтобы оглядеться, он тут же шикнул:
— Пригнись пониже!
Ниже? Куда уж ниже? Она и так была внизу, и вот ее сорвали с ложа удовольствий И швырнули в море унижения.
— Ранд, что такое?
— Оденься, — отрывисто приказал он, не глядя на нее.
Еле сдерживая слезы, Силван пыталась натянуть сорочку на плечи и юбку на ноги.
Услыхав хриплые звуки, она замерла и прислушалась. Опять та птица. Недовольная. В скрипучем голосе слышится злоба. Казалось, птица гневается.
