— А вы, насколько я понимаю, не умеете?
— Настоящему мужчине не к лицу заниматься всякой чепухой! Такое занятие больше пристало писцам да священникам, — с иронией заметил Роберт.
Брайенна почувствовала острый укол разочарования, которое не смогла скрыть. Заметив расстроенное лицо девушки, Роберт поспешно заверил:
— Конечно, если это вас забавляет, ничего не имею против такого времяпрепровождения.
Брайенна прикусила язык. Она не должна ссориться с будущим мужем, иначе может навеки остаться старой девой. Подняв голову, она была встревожена ненавистью, которую увидела в глазах Роберта. Но выражение было столь мимолетным, что девушка подумала, что это ей только показалось. Однако Брайенна все же обернулась, желая понять, кто вызвал столь сильное чувство. Но в этот момент в галерее наступила мертвая тишина. Время, казалось, замедлило бег, и все происходило, словно во сне.
К ним подходили двое мужчин, но Брайенна даже не посмотрела на принца Эдуарда: взгляд ее был прикован к его смуглому темноволосому спутнику. Как девушка ни старалась, она не смогла отвести от него глаз. На незнакомце был камзол из алого шелка, на котором распростер черные крылья летящий сокол. С темного мужественного лица смотрели неотразимо притягательные аквамариновые глаза.
Все чувства Брайенны были невероятно обострены.
Она ощущала аромат собственных духов из лепестков фрезии, смешанный с запахом сандалового дерева, исходящим от мужчин. Наряд девушки, камни на поясе, волосы — все неожиданно засверкало, словно переливаясь в солнечных лучах.
Кристиан остановился, будто пораженный громом. Это была она.
Расширенными в неверящими изумлении глазами он любовался несравненной, ошеломляющей, убийственной красотой и не мог наглядеться. Он жадно впитывал возбуждающий запах женщины, тело его напряглось и горело при воспоминании об обнаженной плоти, укутанной покрывалом золотистых, доходивших до щиколоток волос. Едва не шатаясь от головокружения, Кристиан понял, что эта встреча была предопределена судьбой.
Мужчина и женщина замерли, потрясенные, глядя друг на друга так, словно кроме них никого не было в этой галерее. Зрачки его глаз расширились настолько, что казались большими черными озерами, манящими в неизведанную глубину.
Брайенна не понимала, что с ней. Сердце билось все медленнее, кровь, казалось, сгустилась, отказываясь течь по жилам. Она забыла, что нужно вдохнуть воздух, отвернуться, отойти. Рука взлетела к горлу трогательно-умоляющим жестом.
Голос Роберта де Бошема ворвался в зачарованную тишину.
— Это мой брат, Кристиан Хоксблад… леди Брайенна Бедфорд.
— Моя госпожа, — сказал смуглый воин так властно, так пристально глядя на нее, что девушка невольно отступила поближе к Роберту.
Он явно подчеркнул слово «моя». Почему? И что хотел этим сказать?
Брайанне, наконец удалось опустить ресницы, и теперь она не смела снова взглянуть на Кристиана. Девушка нервно осмотрелась. Все, кажется, вели себя, как обычно, ничем не выказывая беспокойства и удивления. Но Брайенна знала: только что между ней и смуглым незнакомцем произошло нечто необычное.
Принц Эдуард представил Кристиана своей кузине, Джоан Кент, и только тогда тот отвел свой обжигающий взгляд от Брайенны. Девушка вновь задышала свободно.
Джоан, которая, никогда не лезла за словом в карман, воскликнула:
— Значит, вы и есть тот Арабский Рыцарь, из-за которого весь Виндзор пришел в волнение. А я и представления не имела, что у лорда Уоррика есть еще один сын.
— Да и он сам об этом не подозревал, моя госпожа, — последовал остроумный ответ. Все рассмеялись.
Голос незнакомца оказался низким, очень красивым, но говорил он со слабым акцентом. Все же Брайенна заметила, что на этот раз он не выделил особо слово «моя».
Кристиан Хоксблад осторожно открыл лежащую на пюпитре книгу.
— Как прекрасно! Напоминает о бесценных рукописях, виденных мной в Багдаде.
— Багдад! — пренебрежительно бросил Роберт.
— Багдад был крупным центром культуры и науки еще в то время, когда мы, европейцы, не умели даже написать собственного имени! Это ваша работа, леди Бедфорд?
— Да, — смутилась Брайенна.
Иисусе, почему они опять заговорили об этом, ведь Роберт с презрением относится к искусству письма.
Но Джоан было нелегко смутить. Она просто не могла устоять против искушения и поинтересовалась:
— Вы тоже разделяете мнение брата о том, что настоящему мужчине не пристало заниматься такой чепухой, как письмо и чтение?
Хоксблад весело поднял брови:
— Ни в коем случае. Я сам переводил стихи с фарси и санскрита [27] на арабский.
— Возможно, из тебя вышел бы неплохой священник, — полушутя заметил Роберт.
— А мне кажется, он великолепен во всем, за что бы ни взялся! Никому его не превзойти! — заключил
