неестественны.
– Эхо… – вздыхает он.
Вот и сам поворот. Теперь эмир Абдул уже светит фонариком дольше. Батарейка основательно села, и свет уже совсем не такой, как вначале. Тем не менее эмир светит долго, рассматривая путь за поворотом, и вздыхает.
– Прицел винтовки побереги, – приказывает он и наклоняется, чтобы нырнуть головой под низкий свод каменистого потолка.
Эмиру Абдулу особенно трудно. Беслан в сравнении с эмиром – гибкий и подвижный. Абдул всегда держится прямо, словно подчеркивает своей статью, что нет на свете такой силы, которая может его согнуть и сломить. Тем не менее он сгибается по собственному желанию, делает несколько шагов на корточках, но так идти совсем неудобно, и тогда эмир становится на четвереньки и передвигается. Беслан дольше эмира идет гусиным шагом – он и ростом на полголовы ниже, и более гибкий. Но, в конце концов, и он вынужден на четвереньки встать, потому что потолок совсем опускается.
Теперь слабый луч фонаря появляется редко. При таком передвижении проще ощупывать стены руками. А пол поневоле приходится ощупывать ими же – зато не споткнешься и не провалишься в неведомую яму, которые, как говорят, в пещерах не редкость.
Способ передвижения трудно называть скоростным. И эмир несколько раз за время пути зажигает фонарик только для того, чтобы посмотреть на часы. Но скорости не прибавляет. Да и трудно это сделать. Человек не собака, чтобы на четвереньках бегать. Наконец, фонарь загорается надолго. Беслан смотрит сбоку от плеча эмира и видит, что они добрались до провала. Эмир Абдул оборачивается, смотрит через плечо, в полумраке всматриваясь в лицо снайпера.
– Здесь прыгать надо. Невысоко… Два метра… Не бойся…
Он неуклюже разворачивается в тоннеле, светит куда-то вниз, выключает фонарь, и тут же Беслан слышит звук его приземления.
– Дальше – легче… – говорит эмир. – Я отошел… Прыгай…
Беслан свешивает в колодец ноги, пытается прощупать рукой другую сторону, но рука не находит опоры.
– Прыгай! – повторяет эмир уже сердито.
И Беслан прыгает. Страшно прыгать в темноту. И при приземлении он ударяется спиной о стенку. Хорошо, что винтовка не за спиной, а в руке, а то мог бы сдвинуть прицел. А сдвинутый прицел для снайпера – несчастье, потому что винтовку после этого следует заново пристреливать. А кто даст на это время?
– Нормально?
– Нормально.
– За мной! – Снова впереди высвечивается контур прямых плеч эмира Абдула. Фонарь недолго светит, но только самому Абдулу видно то, что ждет их впереди. Беслану же видны только темные плечи и светлый фон за ними.
Но идти уже можно, только слегка пригнувшись. Впрочем, приходится постоянно держать руку поднятой, чтобы не разбить себе лоб о низкий потолок. Это тоже неудобство, но сейчас, в сравнении с передвижением на четвереньках, оно совсем не кажется таким уж великим, только руку вовремя меняй, чтобы она не устала.
– Дай твой фонарик, – приказывает, обернувшись, эмир Абдул и убирает свой в большой карман «разгрузки».
Беслан беспрекословно отстегивает от пояса свой и передает эмиру. В самом деле, первый фонарик уже почти не светит. Это становится особенно заметным, когда зажигается более яркий огонь. Теперь идти становится веселее, если Беслан вообще способен сейчас понимать, что такое веселье. Эмир Абдул хорошо просчитал момент, когда можно передать сообщение о смерти отца. Перед самым трудным участком пути, когда нет возможности сосредоточиться на своем горе и замкнуться в нем. Потом уже горе будет переноситься легче, потому что станет почти привычным, если вообще горе бывает привычным.
Еще через десять минут пути Абдул почти перестает включать фонарик. Теперь перед ними высокий и хороший коридор, по которому можно идти, только придерживаясь рукой за стену. И пол под ногами ровный, не споткнешься. Фонарь зажигается только тогда, когда они попадают в большую треугольную пещерную комнату. Из комнаты в разные стороны уходят несколько коридоров. Но фонарь и не слишком нужен здесь. Окон или провалов вверху не видно, однако рассеянный легкий свет сверху все же падает, слегка освещая помещение.
– Ничего не слышал? – опять оборачивается эмир Абдул и смотрит за спину Беслана.
– Нет.
– Не люблю эхо… Оно меня всегда пугает…
Эмир Абдул по каким-то одному ему известным признакам определяет нужный коридор, шагает в него и через десять шагов упирается рукой в камни перед собой.
– Пришли.
Луч освещает тупик. Коридор перегорожен завалом.
– Что теперь? Назад?
Эмир Абдул смеется. Тень падает на его лицо, делая его при смехе неузнаваемо страшным, похожим на злобного джинна.
– Разбирать… Я для того тебя и взял, чтобы помог… Иначе один сходил бы…
И смотрит на часы.
– Быстрее! У нас мало времени.
Пот едкими струями стекает и с того и с другого. На пот садится пыль, и все тело начинает чесаться. И нет возможности вымыться или просто лицо сполоснуть. Камни тяжеленные, для одного неподъемные. Эмир Абдул ошибся, ему надо было брать с собой здоровенного Гирея, а не юного и стройного Беслана, не впечатляющего комплекцией. Но Гирей слишком много времени теряет на бесконечные перекуры, и потому использовать его как рабсилу всегда проблематично. Беслан же быстро устает от такой работы, хотя заставляет себя снова и снова браться за камни, сдирать себе кожу на ладонях и с трудом разгибать спину. Да и сам эмир Абдул дышит тяжело. Тем не менее они справляются с работой вовремя. Отваливают очередной камень, и во мрак пещерного коридора врываются яркие солнечные лучи. Так сильно врываются, словно по глазам бьют. Еще два камня, которые тоже можно теперь только отвалить, а не оттаскивать в сторону, и проход готов.
– Приготовь винтовку! – ни минуты на отдых.
Беслан послушно снимает с прицела чехол.
Эмир выбирается на склон первым, держит автомат наизготовку. Беслан за ним, с винтовкой в руках. Присматриваются, привыкая к свету. Оказывается, они выбрались даже не на склон, а к самому подножию его, почти к началу ельника, вытянутого линией вдоль ручья до самого основного прохода в пещеру, где засел за бруствером весь остальной джамаат. Но и эмир, и снайпер смотрят не в сторону джамаата, а перед собой, в сам ельник. И видят там людей. Это те самые шесть человек из передовой группы, которых Беслан до того рассматривал в прицел.
– Мы здесь! – негромко кричит эмир Абдул и призывно машет рукой.
Но его и без того уже заметили. Прибывшие моджахеды торопливо поднимаются, взваливают на плечи тяжеленные рюкзаки и торопятся к образованному проходу. Пятьдесят шагов преодолеваются быстро. И вот уже они обнимают и эмира, и Беслана. Рады завершению пути. Сам Беслан видит происходящее словно из тумана – он так устал, что потерял радость, да и не было у него радости в душе, потому что недавняя горькая весть о смерти отца радоваться или проявлять радость ему не позволяет.
– Быстро, быстро! – словно откуда-то издалека доносится голос эмира Абдула. Он первым забирается в узкий лаз и принимает там первый рюкзак, за ним второй, третий и четвертый. Больших рюкзаков всего четыре. У двоих прибывших обыкновенные вещевые мешки.
Следом за Абдулом в лаз забирается тот боевик, которого эмир назвал Искандером. Он главный среди прибывших, это Беслан понимает сразу. Но Искандер не спешит освободить проход и дать возможность забраться внутрь другим. Его ноги мешают, и идет, видимо, какой-то разговор между Искандером и эмиром Абдулом. Слов не слышно, но все терпеливо ждут. Наконец, Искандер пробирается дальше. За ним лезет Беслан, потом остальные.
– Заваливайте дыру! – приказывает эмир Абдул.
Приказ этот обращен к тем, кто только что пришел. У них силы свежие, и впятером, мешая друг другу, моджахеды таскают тяжелые камни. Впятером они справляются с работой быстрее, чем справились с ней двое.
– Туда, – показывает луч фонарика в руке эмира.
Эмир Абдул и Искандер идут первыми. Остальные несут рюкзаки. Но нести груз недалеко – десяток шагов. Все останавливаются в большой треугольной комнате с множеством боковых коридоров. После темноты перехода в этой комнате кажется особенно светло.
– Здесь прячем. Приготовь, что надо… – командует эмир Абдул и отходит за спины, словно в темноту всматривается. Беслан уже знает, что эмир не любит эхо. А здесь, в этой комнате, эхо гуляет вовсю, отскакивая от стен, припугивая.
Искандер открывает один из рюкзаков, вытаскивает увесистый целлофановый пакет и перебрасывает мимо всех эмиру Абдулу, тот ловит двумя руками, укладывает пакет в свою нагрудную сумку, саму сумку перебрасывает за спину, чтобы не мешала. Рюкзак завязывается тщательно, с обязательным подергиванием тесемок, чтобы проверить прочность узлов. Искандер выпрямляется и вопросительно смотрит на эмира. Тот все еще ощупывает сумку за спиной – надежно ли лежит груз, не оборвется ли лямка, и оборачивается, окидывая всех единым взглядом. Беслан видит этот взгляд и понимает, что происходит нечто, не вписывающееся в обычный случай. Что-то странное происходит, но что именно – непонятно…
Фонарик в руке эмира еще горит, но он не в руке, а висит на поясе, освещая только пол. А в руках у него автомат. Тут же и Искандер резким движением вытаскивает из-под полы камуфлированной куртки большой и длинноствольный крупнокалиберный пистолет, который, как слышал однажды Беслан, называют штурмовым, и они с Абдулом начинают стрелять одновременно. Очередь укладывает троих прибывших сразу. Еще двоих укладывает Искандер, стреляя от пояса в грудь. Беслан не понимает, что происходит, и инстинктивно шарахается в сторону, почти прижимаясь спиной к углу прохода в один из боковых коридоров.
– Прости, Беслан, так надо… – говорит эмир Абдул на хриплом выдохе, и Искандер наводит на снайпера тяжелый ствол. И, одновременно с тем, как звучит выстрел, Беслан чувствует мощный удар в плечо и летит в сторону от этого удара, понимая, что это не пуля сбивает его, а какая-то иная сила. Сбивает с ног, спасая ему жизнь… Как ни странно, сам он даже слышит, как пуля, пролетев над его плечом, ударяется в стену, осыпая каменную крошку.
– Какого хрена вы так расшумелись?… Кончайте базар!.. Сопротивление бесполезно!.. Все выходы перекрыты… – спокойно говорит гибкий и сильный голос. – Предупреждаю… Хуже будет, если я шуметь начну… Быстро! Быстро!..
Следующий выстрел штурмового пистолета направлен туда, откуда раздается голос… В ту же сторону направлена рваная автоматная очередь…
3
Подполковник Сохно первым оказывается у прохода и, не зная, что ждет его за поворотом, привычно прилипает спиной к скале и замирает, прислушиваясь. Но слышно ему только напарника. Макарову, выбравшему второй путь, чтобы оказаться по другую сторону, приходится преодолеть сложный участок из осыпающихся мелких камней, падение которых подполковника и настораживает. Но Сохно прекрасно знает опыт Славы Макарова, не однажды
