будущее сгодиться… Сейчас вид у племянника не совсем и плохой. И у его товарища тоже. По крайней мере, встречают их они на серебристом «Гранд Чероки», а это уже говорит о многом.
– Куда едем? – спрашивает Вагап.
– Ко мне. – Халил убежден, что нигде дядя не сможет устроиться лучше. – Правда, моя жена с детьми сейчас в Норвегии. Мы туда перебираться планируем. Но я и один встречу дорогих гостей…
– А как других гостей встретил? – взгляд серьезный и настороженный, сразу разрушающий торжество приема.
– И встретил, и проводил… Они сейчас под присмотром… Отдыхают после дальней дороги…
– Где остановились? – спрашивает Вагап, пытаясь показать, что и он в оркестре не последняя скрипка.
– В какой-то квартире. Думаю, у знакомой. Тот, хромой, долго с ней обнимался…
– Ты заходит в подъезд? – удивляется такой неосторожности Абдул.
Племянник улыбается.
– С моим-то кавказским лицом? Я – нет… Другой человек. Мимо них прошел… Он сейчас ко мне тоже подъедет.
Квартира Халила не показалась богатой, но это и к лучшему. Богатые квартиры привлекают к себе ненужное внимание. Едва хозяин с гостями входят в дверь, звонит городской телефон. Халил улыбается дяде, словно извиняется, и берет трубку.
– Да… Я… Куда-куда? И что? Ничего себе… – разговор идет по-русски. – Приезжай, мы тебя ждем… Да-да… Все в порядке…
Он поворачивается и качает головой.
– Что там? По нашему делу? – опережая Абдула, спрашивает Вагап.
– Эти парни… Приезжие… Сначала к ним пришли четверо… Эти четверо остались там же, на квартире… А эти…
– Что? – предчувствуя недоброе, хмуро спрашивает Абдул.
– Отправились в автосалон и сразу купили себе по «летящей шпоре».
– Что это? – спрашивает Хамзат.
– Машина. «Бентли». Самая последняя модель. Двести с чем-то тысяч евро. А эти взяли сразу две… Каждому… Денежные парни…
– Они начали тратить наши деньги, – чеканя слова, говорит Абдул. – Нужно действовать быстрее… Как их достать?
– Сейчас. Сохатый приедет.
– Кто?
– Сохатый. Это он звонил. Крутой мужик. С ним осторожнее. Он сначала стреляет, потом спрашивает, надо ли было…
Абдул садится в кресло и надолго задумывается. Потом вытаскивает записную книжку, из нее свернутый листок бумаги, и пододвигает к себе городской телефонный аппарат. Абдул не любит запоминать номера, которые нужны для разового использования. И потому такие номера всегда записывает. Племянник видит, что в списке пять номеров…
Абдул звонит, приглашает нужных людей и назначает им встречу в квартире племянника сегодня вечером. Каждому указывает отдельное время.
Сохатый себе цену знает. Это видно сразу. Он и разговор заводит именно о цене.
– Работа серьезная, и парни эти, судя по всему, серьезные… Так я понимаю?
– Так, – торопится Вагап сказать раньше, чем скажет Абдул. – Они спецназовцы ГРУ. Серьезнее не бывает.
– Тем более… Хотя бывают и серьезнее. Я, например… За серьезную работу платить следует соответственно. Деньги вперед, и мы их «положим».
– Сколько просишь? – интересуется Хамзат.
– Зависит от результата. Если просто «положить»… Это называется – обезвредить. Тогда десять тысяч баксов… Если «наглушняк», то за двоих шестьдесят тысяч.
– Много просишь, – торгуется возмущенный Вагап. – Это несерьезный разговор.
– Я работаю только по своим ценам, – сухо отвечает Сохатый.
Лицо его впечатляет. В нем чувствуется сила и жесткость. Абдулу это нравится.
– За тобой сколько лет срока? – спрашивает он, временно уходя от решения для того, чтобы решение принять.
– Восемь. Строгого…
– Одна «ходка»?
– Больше меня уже не возьмут. С меня хватило.
– Верю… Давай остановимся на первом варианте. Десять тысяч. Нужно «положить» этих парней, забрать из квартиры пять рюкзаков. После большой покупки, уже не полных. И принести их сюда…
– Это не мой профиль. – Сохатый качает головой. – Я не домушник. Я могу выследить и положить. А дальше делайте сами. Я не люблю таскать тяжести… Кроме того… Ты не знаешь москвичей. Незнакомые люди что-то выносят из квартиры известного человека. Сразу позвонят в ментовку, и начнется кутерьма. А от кутерьмы до тюрьмы недалеко…
– Подумаем вместе. Что там за квартира? Ты выяснил? Что за баба? Выяснил?
– Хорошая баба. Ведущая с телевидения. Ее половина Москвы знает в лицо и вслед смотрит. Работает по вечерам. Поэтому лучше всего действовать вечером. Или хотя бы после обеда. Она уже может уйти.
Абдул опять долго думает. Потом предлагает:
– Делаем так. Время – шестнадцать часов. К этому времени вы обрабатываете спецназовцев. Как это делаете, нас не касается… Ждете нас на месте. Мы приезжаем. Ровно в шестнадцать. Все остальное – наша работа…
Сохатый думает недолго.
– Годится.
– Где твой напарник?
– На месте. Работает.
– Значит, до шестнадцати.
Едва закрывается дверь за Сохатым, Абдул начинает звонить по тем же пяти номерам, по которым звонил раньше, и переносит встречу с первым на шестнадцать часов, со вторым на шестнадцать ноль пять. И с каждым последующим на пять минут позже. И называет новый адрес. Тот самый, где живет телеведущая…
После этого звонит еще по одному номеру. Этот набирает по памяти, и звонок производит уже с трубки спутниковой связи. Не называя человека по имени, называет себя.
– Проверь.
И диктует тот же адрес телеведущей. Потом добавляет:
– И три «ствола». Сегодня же…
Главным препятствием становится телеведущая Оксана. Она не желает уходить, хотя сама раньше говорила, что после обеда ей надо быть на студии. Но упустить шанс присутствия при задержании террористов – душа журналиста этого не перенесет… Кроме того, рассказ очевидца будет стоить гораздо больше, нежели хозяина квартиры, в которой операция разворачивалась. В данном случае Оксану волнует рейтинг ее передачи.
– Здесь могут и стрелять, мадам, – с грустной укоризной говорит Пулат.
– Вы меня защитите… – она уверена, что все бросятся защищать ее, а не дело делать.
– Я бы с удовольствием вывел вас на лестницу и дал пинка, – говорит Сохатый. – Но вы будете визжать, как недорезанная свинья… Так ведь?
Она понимает, что оскорбляют ее умышленно. И только улыбается в ответ:
– Как стадо недорезанных свиней.
В кармане Сохатого звонит мобильник.
– Как дела? – интересуется «племянник» Абдула.
– Маленькая неприятность… Хозяйка оказалась дома… Но это уже не страшно… Ждем вас…
– Будем ровно.
Дым Дымыч смотрит на часы и начинает ломать стол и отведенные для этого стулья. Макаров с Сохно уже завершили грим. Вместо крови использовали сироп от вишневого варенья. Слава измазал им голову. В завершение картины Пулат, присмотревшись к обстановке небольшого погрома, снимает с тумбочки хрустальную вазу, и бросает на пол.
– Вазы в списке не было, – напоминает Оксана.
– Допишите, – спокойно отвечает Пулат и отрывает дверцу у шкафа.
– И дверцу не записывали…
– Отремонтируете.
Остается маленький эпизод. Всем троим «местным жителям» связывают руки за спиной и ноги, заклеивают рот скотчем. Для Сохно и Макарова узел один – развязывающийся от легкого движения связанного. Для Оксаны другой, который вообще невозможно развязать быстрее, чем за неделю. Спецназовцев усаживают на их пистолеты. Оксана просит посадить ее на подушку от дивана, но Сохатый отказывается – это малореально.
На звонок в дверь выходит Сохатый. В руке у него пистолет с глушителем. Смотрит в «глазок», запускает шестерых. Вопросительно разглядывает нового участника действия. Но ему ничего не объясняют. Все проходят. Абдул с усмешкой рассматривает связанных спецназовцев. Не читает в их глазах страха и улыбается.
– Не боитесь смерти? Ну-ну…
Они не могут ему ответить. Мешает заклеенный рот.
– Где рюкзаки? – спрашивает Вагап.
– В той комнате.
– Вы можете идти. Завтра рассчитаемся, – кивает Абдул Сохатому и внимательно смотрит на его напарника.
– Только сразу, – возражает Дым Дымыч.
