— Гм-гм. — Она постучала пальчиком по одной из иллюстраций. — Вы представления не имеете, почему выбрали эти платья, верно?
— Разумеется, имею. Я выбрал их, потому что они вам идут. — Он подтащил небольшую стопку иллюстраций с конца стола и показал ей бледно-голубое платье с кружевом и лентами и чем-то очень большим, странным, приделанным сзади. Оно походило на плохо завязанный бант.
— Вот бальное платье, на котором настояла леди Гвен.
— О, какое сложное.
— Вот именно. А вы не сложная. Вы простая.
— Простая, — сухо повторила она. — Следует ли мне предположить, что вы не будете наставлять меня в искусстве говорить комплименты?
— Вижу, вас до сих пор не научили, как их принимать. Простота может быть замечательным качеством.
— Как навоз на грядке с репой.
— Намек понят, — с кривой ухмылкой отозвался он. — Позвольте мне попробовать объяснить иначе. Вы, Уиннифред Блайт, настоящая. Неподдельная. Безо всяких хитростей и уловок. Разговор с вами не требует недомолвок или поисков скрытого смысла. Дружить с вами легко. Вот что я имею в виду под простотой. Эти… — Он указал на иллюстрации. — Эти слои рюшей, кружев и замысловатые узоры, они для леди, которая скрывает свою сущность. Не для вас.
Это была такая замечательная речь, что у нее не хватило духу указать, как много она скрывает, пытаясь быть светской леди, как и не хватило духу задаться вопросом, понимает ли он это.
— Спасибо, — пробормотала она и, боясь, что ее румянец будет замечен не только Гидеоном, быстро сменила тему. — А что, бальное платье действительно так плохо?
— Нет, — заверил он ее, — иначе я возражал бы решительнее. Это очень модное платье. Человеку не вредно время от времени расширять свои вкусы.
— Это правда. — Она задумчиво склонила голову набок, разглядывая иллюстрацию. — Этот оттенок голубого очень красивый.
— Полагаю, ваше будет розовым.
— О! Что ж, уверена, леди Гвен знает, что делает. И вы тоже, но должна сказать, ничто из этого не поможет мне обсуждать моду хотя бы с маломальским знанием дела.
— Вы обладаете чувством цвета и ощущением качества ткани. Ограничьте свой вклад этим, а когда будете сомневаться, упоминайте, что ваши наряды от мадам Файетт. На других дам это произведет нужное впечатление.
Звук тихого смеха Лилли помешал Уиннифред ответить. Она повернула голову и увидела, как леди Гвен улыбнулась и одобрительно кивнула на что-то сказанное Лилли.
— Она так счастлива. Я имею в виду Лилли, — добавила Уиннифред, поворачиваясь к Гидеону. — За это я должна благодарить вас.
— Стало быть, мои внутренние органы останутся при мне?
Она задумалась над этим и над предстоящими неделями балов и званых обедов.
— Давайте посмотрим, как пойдет дело на балу леди Паулер.
Его губы изогнулись в улыбке, но не насмешливой, а понимающей.
— Уверен, моя тетя была весьма осмотрительна в выборе приглашений, Уиннифред. Вам нечего бояться.
Уиннифред расправила плечи, возмущенная намеком.
— Может, я и нервничаю из-за предстоящего события, но я ничего не боюсь.
Глава 26
Четыре дня спустя, когда час бала у леди Паулер неотвратимо приблизился, Уиннифред, стоя одна посреди своей комнаты, призналась себе, что боится.
Да что там боится, она просто в ужасе.
До сих пор она не боялась, была слишком занята, чтобы бояться.
Она искупалась в воде с добавлением розового масла, при помощи служанки облачилась в свое розовое бальное платье и высидела длительный процесс закалывания волос в замысловатую прическу. Жаль, что этот процесс не оказался еще длиннее, потому что теперь ей не осталось ничего другого, кроме размышлений о том, как ужасно она нервничает.
Она подведет Лилли.
Она унизит себя.
Люди не дураки, они сразу поймут, что она не леди.
В попытке отвлечься она разглядывала свое отражение в овальном зеркале и после некоторых раздумий решила, что внешность ее по крайней мере приемлема. В сущности, она выглядит довольно хорошенькой. Конечно, с веснушками ничего не поделаешь. Да и кожа ее, несмотря на усилия Лилли на протяжении всех этих лет, слегка загорелая. Но приглушенный розовый шелк весьма ей к лицу, а низкий вырез исключительно подчеркивал ее прелести.
Уиннифред критически оглядела себя с головы до ног. Она никогда раньше не считала свои формы стоящими большого внимания. Но вот они, зашнурованные и приподнятые, чуть ли не вываливающиеся из лифа. Какое лицемерие, что ей запрещено признавать в обществе джентльмена то, что так явно и открыто демонстрируется для того же джентльмена.
«Взгляните, сэр, что вы об этом думаете? Я считаю, это самая превосходная грудь на балу».
Нервно хихикнув, она повернула голову, когда раздался тихий стук в дверь.
— Да. Войдите. — И оставайтесь, подумала Уиннифред. Она не хотела сидеть наедине со своими нервами.
Дверь приоткрылась, и Ребекка просунула голову в щель.
— Лорд Гидеон хотел бы переговорить с вами, мисс.
Ох, прекрасно.
— Конечно. Где он?
Вместо ответа Ребекка вошла в комнату, а следом за ней — Гидеон. Он вошел, увидел Уиннифред и остановился. Его взгляд медленно заскользил по ней сверху вниз, глаза задержались на низком вырезе. О более эффективном средстве отвлечения и мечтать было нельзя, и Уиннифред не была уверена, чего ей хочется больше — покраснеть, поманить его ближе или рассмеяться. Лицемерки или нет, но дамы света определенно знают, что делают.
Ребекка деликатно кашлянула.
— Развести огонь в гостиной, милорд?
— Гм? — Гидеон заморгал и медленно повернул голову, словно никак не мог сосредоточиться. — А, конечно. Огонь. Спасибо, Ребекка.
Когда он вновь посмотрел на Уиннифред, глаза его прояснились, а на губах играла улыбка.
— Похоже, я ошибался насчет платья. Вы выглядите изысканно.
— Благодарю вас. — Она изобразила быстрый, хорошо отрепетированный книксен. Затем, почувствовав, что от движения материал опустился ниже, подтянула лиф. — Оно весит целую тонну кирпичей.
— Могу себе представить. — Взгляд его проследовал за движением ее рук за мгновение до того, как резко вернуться к лицу. — А почему кирпичей?
Она перестала тянуть.
— Боюсь спросить, что вы имели в виду.
— Какая разница, кирпичей, камней или очень пушистых подушек? По определению они все весят одинаково.
— Мне абсолютно необходимо иметь на этот счет какое-то мнение?
Он печально покачал головой и, пройдя через комнату, встал перед ней.
