И, устроившись в кресле поудобнее, она с вниманием воззрилась на миссис Парсонс.
Герцог Ройс тоже предавался горьким воспоминаниям, от которых каменели его по-прежнему благородные черты.
Черт возьми, похоже, мерзавка зажилась на этом свете! Как его угораздило выбрать в жены сестру Конэла, к которому он испытал бурную, но короткую страсть? Робкая, невинная Пегги с огромными удивленными глазами! Чопорная леди Маргарет, никогда не донимавшая его ни требованиями, ни вопросами! Подумать только, много лет он тешил себя мыслью, что удачно выбрал жену! Деревенская глупышка, узкобедрая и плоскогрудая, не вызывавшая у него сильного отвращения в те редкие моменты, когда ему приходилось ложиться с ней в постель…
«Женись, черт возьми! Не потерплю, чтобы наше доброе имя погубил безобразный скандал!» Таково было отцовское предупреждение, последовавшее после недоразумения с молодым слугой. Тогда он и отправился в Ирландию, сошелся там с Конэлом, а потом – с его темноволосой сестрой…
Если бы он только не поддался ей той ночью, если бы до такой степени не напился и не озлобился…
С другой стороны, нельзя было не преподать ей урок, не напомнить, кто такая она и кто он. Эта нахальная потаскушка, сидя в кровати в чем мать родила, как ни в чем не бывало прощебетала: «Но, Лео, я привыкла спать голой. Индейцы, как тебе известно, почти не пользуются одеждой…»
Вместо того чтобы осыпать его благодарностями за то, что он выкупил ее и привез назад, она только и делала, что проливала слезы и бродила по дому с распухшими глазами. Ах, как она обвела его вокруг пальца, будь она проклята во веки веков! Сколько он ни карал ее после этого, загладить ее вину не могло уже ничто.
В ту ночь, оставив ее избитой, всю в крови после неистового натиска на ее тело, он воображал, что навсегда ее запугал. Каково же было его изумление, когда по прошествии месяца она спокойно оповестила его за завтраком:
– Полагаю, вы будете счастливы узнать, милорд, что я жду ребенка. – Он приподнялся было, но она, прочтя в его взоре убийственную решимость, опередила его, произнеся с тем же воодушевлением: – Я не сумела скрыть эту чудесную новость от миссис Гордон и других дам, чьи мужья являются вашими близкими друзьями. Все они, разумеется, желают нам всего наилучшего.
Ребенок в ее чреве не был по крайней мере индейским ублюдком, однако он не благодарил судьбу, потому что это лишало его предлога просто-напросто удушить ее. Вместо полукровки она произвела на свет сероглазого темноволосого сопляка, очень похожего на нее; существовала некоторая, хоть и очень малая доля вероятности, что отцом ребенка стал все-таки он. Она же никогда, как он ни запугивал и ни унижал ее, не признавалась, что была любовницей американца, наполовину француза, даже когда тот снова появился в ее жизни.
Почему она так цепляется за свое жалкое существование? Боже, а осел-врач еще утверждал, что через несколько часов все будет кончено!
Видимо, его мольбы были наконец услышаны, о чем свидетельствовали женские вопли и беготня наверху. Впервые за весь вечер герцог улыбнулся и облегченно откинулся в бархатном кресле. Наконец-то! У него все было наготове: нужные бумаги лежали подписанные, врач должен был появиться с минуты на минуту. Если дело обернется как надо, он уже к утру возвратится в Лондон. К чему проводить в этом захолустье целую ночь в обществе покойницы и испуганно мечущейся прислуги?
– Клянусь, Лео, я не ожидал, что ты вернешься так скоро после… – Лорд Энтони Синклер, барон Лидон, не договорил и смущенно закашлялся, тяжело опуская свое грузное тело в мягкое кожаное кресло в кабинете для избранных лондонского клуба «Уайтс».
Герцог приподнял одну бровь, глядя на апоплексичное лицо лорда Энтони.
– Вот как, Тони? А я подумал было, что ты меньше других удивишься моему возвращению. – Его тон стал суше. – Неужели ты расстался с принцем-регентом только для того, чтобы выразить мне свои соболезнования?
Лорд Энтони откашлялся и поерзал в кресле.
– Черт возьми, Лео, почему ты всегда ставишь людей в дьявольски неудобное положение? По правде говоря, я почти надеялся на твой скорый приезд. Это избавляет меня от необходимости загородной поездки, хотя, конечно, на похороны я…
– Похороны, любезный мой братец, как тебе известно, тихо состоялись уже сегодня утром. Дабы предупредить все возможные расспросы, спешу сообщить, что не счел нужным на них присутствовать. Теперь, когда с этим покончено, предлагаю тебе рассеять мое недоумение и ответить, чем вызвано твое желание увидеться со мной.
– Вообще-то мне этого меньше всего хотелось! – признался лорд Энтони с внезапной искренностью. – Почему все случается так внезапно и сразу? Но, увы, кроме меня, тебе об этом никто не скажет. Сам знаешь, как тебя ценит принц Уэльский. Кроме того, ты коротко знаком с премьер-министром, графом Чатемом…
Герцог, величественно приподняв белую руку с двумя кольцами, заставил брата умолкнуть.
– Успокойся, братец! Я догадываюсь, о чем ты пытаешься мне сообщить. Насколько я понимаю, весть, с которой ты явился, относится к разряду дурных? Я уже давно понял, что любые новости лучше сообщать напрямик, без обиняков. – Он сделал паузу, чтобы втянуть в ноздри табаку из золотой табакерки, и услышал тяжелый вздох брата.
– Ты дьявольски хладнокровен, Лео, будь я проклят! Никогда тебя не понимал… Хорошо, избавь меня от своего ледяного взгляда. Перехожу прямо к сути. Речь идет о твоем… о Доминике.
На сей раз Энтони увидел подобие волнения на бесстрастном лице герцога: глаза его сверкнули странным блеском. Однако уже через секунду, приподняв одну бровь, герцог спокойно изрек:
– Вот как? Ты сильно меня удивил, Тони. Несколько месяцев назад мне стало известно, что сей молодой человек внезапно принял решение удалиться во Францию, невзирая на тамошние неспокойные события. Что дальше?
– Он здесь, в Англии! – выпалил лорд Энтони, багровея. – Точнее, в Ньюгейтской тюрьме по обвинению в измене вместе с еще пятью ирландскими бунтовщиками. Если ты ничего не предпримешь, он уже через две недели, а то и раньше, предстанет перед судом, что грозит громким скандалом.
