придавленной его телом к топчану в фургоне. — Я мог бы застрелить тебя, после того как хорошенько оттрахал! Выполнил бы приказ, — злобно прошипел он, — ведь и ты заключенная! Но я всегда хотел иметь свою бабу-солдатку, как мексикашки — белую женщину, а не их чернокожую суку! Ты как раз сойдешь, куколка, если кое-чему выучишься!
Два других наемника — один правил лошадьми, другой ехал рядом — дружно расхохотались, они искренне веселились, наблюдая, как Бил укрощает эту женщину, так удачно попавшую им в лапы. Бил уже сорвал с нее одежду, и отчаянное сопротивление Джинни только позволило получше рассмотреть ее тело.
Мэтт Купер, огромный, похожий на медведя американец, то и дело оглядывался, так что фургон трясло, а Бил грязно ругался. Мэтт, обладавший добрым характером, никогда не присоединился бы к «развлечениям» Била, но стоило арканзасцу выпить, он становился злобным и драчливым и сейчас, наблюдая за Билом, с трудом мог дождаться своей очереди. Какая красотка! И к тому же, несмотря на сопротивление, успела переспать с этой жирной свиньей — полковником, значит, ничем не лучше шлюхи! Бил рассказал им ее историю:
— Этот полукровка Морган таскал ее за собой по всей стране и даже обучал всяким трюкам в кое-каких борделях — поселил у Лайлас в Эль-Пасо. Теперь наш! очередь, а, мальчики?
Ни Мэтт, ни Пекос Бреди и не подумали возражать. Зачем, когда можно дождаться своей очереди? Полковник приказал привезти ее в Дуранго. Черта с два! Пусть поищет себе другую, за деньги можно купить сколько угодно женщин.
Девушка была вся покрыта синяками, на скуле — красно-синий кровоподтек, губы распухли. Но она продолжала сопротивляться, всхлипывая, словно раненое животное.
Два мексиканских офицера, случайно подъехавшие к фургону, тоже засмеялись:
— Эй, дружище, неприятности? Попалась горячая кобылка?
— Нужно сделать так, как с этими хуаристскими бабами, если они не сдаются добровольно! — посоветовал офицер, блеснув зубами.
— Ничего, сам справлюсь, — процедил Бил и вновь ударил девушку, но та не закричала. На груди и лице остались белые отпечатки пальцев.
— Зачем тратить время? Мы вчетвером подержим, пока ты не кончишь. А потом у нее и сил не останется! — настаивал мексиканец, не сводя маленьких налитых кровью глаз с бледнокожей женщины и с ее разметавшихся золотистых волос. Черт возьми, такую можно разделить и с этим псом-гринго.
— А, дьявол, — проворчал Пекос, облизывая губы, — почему бы нет. Бил? Покажи ей, что у тебя есть, — пусть привыкнет!
Мэтт Купер натянул поводья:
— Черт возьми, не могу терпеть! Давай быстрее!
Его слова были последними, что запомнила Джинни из событий той ночи. Всю свою жизнь она старалась отогнать от себя мысль о том, что произошло, но кошмары будут возвращаться, чтобы преследовать ее.
Они привязали фонарь к стенке фургона, бросили ее на землю и заткнули рот грязным платком, чтобы заглушить крики.
Как ни странно, но больше всего пострадали немилосердно растянутые руки и ноги — ее удерживали вчетвером и насиловали по очереди. Кровь, которой были покрыты ее бедра, смешивалась с клейкой полузасохшей спермой. В ушах звучал дикий смех обезумевших от похоти и возбуждения животных. То, что сделали с ее душой, было гораздо хуже любого насилия, и, к тому времени когда настала очередь последнего, Джинни не пыталась сопротивляться и даже не пошевелилась, когда Мэтт, подняв ее, швырнул на мешки и лег рядом, пока Бил правил лошадьми. Именно в объятиях Мэтта Джинни со стоном пришла в себя, ощущая невыносимую боль во всем теле.
Все эти ужасные, полные непередаваемого кошмара недели Мэтт был по-своему добр к ней. Они оказались в обозе имперской мексиканской армии под командованием генерала Мехиа. Джинни поняла, что оказалась в положении проститутки, следующей за армией, одной из них, несчастных, которые шли с мужчинами, разбивали и сворачивали палатки, готовили еду, обслуживали их в постели. Но даже они жалели Джинни, потому что ее участь была еще ужаснее. У нее оказался не один, а трое «подопечных», и, хуже всего, среди них был этот американец — «бешеный» Бил, ненавидимый всеми, даже собратьями- наемниками. Странный, холодно-жестокий человек, находивший наслаждение в убийстве и еще больше — в страданиях жертв. Именно он всегда допрашивал пленников, а если брал женщину, то всегда стремился причинить боль, прежде чем удовлетворить похоть.
Джинни скоро узнала это, дрожала при одном его взгляде, приучилась выполнять любую прихоть, иначе истерзанное тело ныло неделями. Бил, казалось, наслаждался полной властью над ней. Пекоса интересовали только еда и мимолетное наслаждение. Бил стремился окончательно сломить волю Джинни. Он специально выискивал недостатки, чтобы иметь предлог снова и снова избить ее, смеясь над беспомощными попытками сопротивляться, пока она не начинала молить о пощаде. Однажды Бил впервые сделал то, что повторял потом снова и снова, когда хотел напомнить Джинни, кто ее хозяин. Он знал, что некоторые мексиканские офицеры хотели ее — они постоянно отирались у фургона, открыто восхищались девушкой, прося снять поношенную черную косынку, показать сверкающие волосы. Джинни никогда им не отвечала и сидела молча, пока тем не надоедало шутить. Но Бил продал ее капитану, воображавшему себя великим любовником.
— Он обещал мне десять песо! — ухмыляясь, объявил Том Джинни. — Принесешь деньги мне, шлюха, слышишь?
Джинни невольно вскрикнула от стыда и страха, но Бил вцепился в волосы, безжалостно дернул:
— Что, перестала задирать нос, сука? Я помню, как ты вечно напускала на себя важность, словно леди какая! Но я тебя знаю, тварь, и знал с самого начала, кем ты была. Помни, что ты моя, — будешь продаваться, кому я захочу, и приползешь на коленях, если я велю! Ясно?
Он отшвырнул Джинни; девушка отлетела в сторону и лежала не двигаясь, только плечи тряслись от тихих рыданий.
Один Мэтт Купер немного облегчал ей жизнь. Он как-то по-детски гордился Джинни, и если ей было что надеть, то лишь благодаря Мэтту. Именно он дал ей нож и научил, как им пользоваться. Мэтт хвастался, что в искусстве драться на ножах ему нет равных. Он искренне наслаждался, обучая ее приемам борьбы.
