Врачи между тем развернули машины, приготовились к приему больных. В селе, на площади, их уже со всех сторон окружили бы жители, и невозможно было бы отличить боевика от мирного человека. Разин поступил мудро, решив устраивать стоянку в стороне.
Сейчас главное, чтобы Меченый не почуял ловушку. И еще – чтобы не пришел вместе с жителями. Тогда задача осложнится. Выбирать боевиков среди других чеченцев трудно, пока они себя не проявят. А когда проявят, тогда может оказаться поздно. Но у спецназовцев нет выбора. Вопрос решит уверенность Батухана в себе. Если уверен, то пойдет без жителей. Вообще-то он никогда не подставлял под удар невоюющих земляков. Как-то поведет себя в этот раз? По идее, в своих силах он должен быть уверен. Четыре снайпера, по его расчету, сидят на позиции. Это мощная поддержка для основной группы. Любой на месте Батухана с такой поддержкой будет не слишком осторожен. И нет у него причин ожидать ловушки. Если бы кто-то сдал спецназовцев, предупредил Батухана, он вообще не показался бы здесь. А он показался. Он готовится к операции по захвату заложников. Значит, не имеет данных, которые могут его смутить.
Вместе с врачами вышли из машин и четыре медсестры.
– Волга, что же вы молчали… – чуть не со стоном сказал Спартак, разглядывая медсестер в оптику прицела.
Разин коротко усмехнулся в микрофон:
– Я Волга. В медсестер не стрелять.
– Я Сокол. Они идут. Бегут бегом. Всей бандой.
– Часовые твои где?
– На месте.
– Стоят или лежат?
– Стоят.
– Почему?
– Понял…
Через несколько секунд микрофон донес два коротких, с небольшим интервалом звука.
– Я Сокол. Легли дружно. Иду в поддержку.
– Я Волга. Сообщай пейзаж по ходу передвижения.
– Понял. Вижу Меченого. Он распоряжается. Разделились на три группы. Две группы по два человека уходят в стороны через склоны сопки. Это – страховка.
– Черт! Я Спартак. Вижу парочку. Без женщин. Вынужден стрелять. Бегут прямо на меня. Торопятся занять места. Это моя трибуна. Билет лично покупал…
И почти сразу за последними словами микрофон донес еще два коротких звука.
– Я Спартак. Я себя обезопасил.
– Снизу не заметили?
– Им не до того.
– Я Сокол. Вижу свою пару. Впереди меня по склону. Работаю.
Еще два хлопка в микрофон.
– Я Волга. Их осталось только шестеро. Должно остаться двое. Меченого не отметьте. Ему дорогу показывать.
– Ростов пошел по дороге. Он узнает.
– А если нет? Не трогать Меченого.
– Я Сокол. Группа остановилась за кустами.
– Я Спартак, вижу их тоже. Складывают автоматы. При себе оставили только пистолеты. Идут, готовься!
– Я Волга. Связь завершаю. Пошел работать.
Разин снял наушник с микрофоном. То же самое сделал Паутов.
Юрлов с Решетниковым в это время стоят среди врачей и медсестер, выделяясь своим грязно-голубым камуфляжем среди белых халатов. Поза у капитанов характерная для ментов. Перенимать манеры научились, и цвет камуфляжа обязывает вести себя соответствующим образом. Ноги широко расставлены, на земле стоят твердо, по-хозяйски. Автоматы на груди, в очень неудобном для стрельбы положении. Грозно и глупо. Спецназовец никогда не будет носить автомат так. Боевики должны это оценить по достоинству.
– Их только шестеро. Саша, ты остался бы на связи… Мы там справимся… – майор откровенно просит.
Паутова не было рядом, когда подполковник в очередной раз принимал нитроглицерин. Откуда же он все знает? Однако знает, и это неприятно.
Он сам чувствует усилившуюся боль в груди. Словно кто-то сидит там и зажимает легкие, мешает дышать. Перенервничал в последние дни. Вот и сказываются последствия. Скверно может получиться, если ребятам придется своего командира спасать. И так в ситуации ближнего боя получается по два боевика на бойца…
– Иди, – мрачно решает подполковник. Голос его слегка хрипит от досады на себя. – Меченого возьми на себя. Боюсь, ребята в задоре в дрова его превратят…
– Сделаю. Говорят, он был хорошим боксером…
– Говорят.
– Вот я и подстроюсь. У меня черепок крепкий…
Майор Паутов вышел.
Подполковник решительно прикрепил к уху «подснежник»:
– Я Волга. Внимание! На площадке только трое наших. Страховка выборочная. Без необходимости не стрелять. При необходимости стрельба на ранение. Лучше по конечностям. Предупреждаю еще раз. Меченого отпустить. С ним работает только Паутов. Я на связи.
– Спартак понял. Он в готовности.
– Я Сокол. Понял. Занял позицию.
Боевики появились. Вышли к повороту на дорогу. Осматриваются. Играют в любопытных папуасов, увидевших Миклухо-Маклая. Словно полны неуверенности. И это при том, что всем им наглости не занимать. Кеслер машет им приглашающе рукой. Он не знает в лицо Меченого. Он вообще, возможно, думает, что это еще и не боевики пришли, а простые и добрые мирные жители, которые спешат избавиться от болезней.
Мирные жители, если они здесь бывают мирными и добрыми, окружили бы машины в центре села. Сейчас им запретили сюда появляться. Это вызывает недоумение Кеслера. Но в этом запрете очевидная промашка Батухана Дзагоева. Он пожалел односельчан. Сердечный человек. Не желает их подставлять под случайные выстрелы, если такие раздадутся. Впрочем, он хорошо подстраховался на любой случай. Четыре снайпера, по его мнению, на позициях. Еще четверо боевиков должны быть готовы поддержать огнем основную шестерку. Потому так и уверенна его поступь.
Разин сразу узнал Батухана. Широкоплечий и с узкой талией, длиннорукий, гибкий. Поступь уверенная, но мягкая, кошачья. Батухан идет первым. Пятеро чуть отстали. Уважительно отстали, чтобы подчеркнуть его главенство. Идут без автоматов. Якобы желают подлечиться.
Жалко, ничего не слышно в автобусе. В открытую дверь только отдаленные голоса доносятся, но слов не разобрать. Беседуют, с виду мирно. Но четко разбирают по парам «ментов».
Батухан громко смеется.
Разин уже понял, что такой громкий неестественный смех может быть только сигналом. И действие началось сразу. Сразу по две руки легли на ментовские автоматы, не давая возможности ни затвор передернуть, ни предохранитель опустить. И пистолеты подняты. Не стоит, дескать, сопротивляться.
Кеслер растерян. Он ожидал, что спецназовцы сразу окажут сопротивление. А они безропотны…
Ремни автоматов снимаются с шеи. Грубо, с издевкой. Это самый важный момент. Психологический. Война нервов. Подполковник знает и чувствует, что сейчас начнется. Бойцы свой шанс не упустят. Когда «менты» разоружены, пистолеты уже не смотрят на жертву в боевой готовности, и реакция боевиков притупляется. Они чувствуют полную и безоговорочную победу. Словно делают сильный облегчительный выдох. Так всегда было, когда они с настоящими ментами встречались. Но этот выдох всегда же подводит тех, кто работает против спецназа…
Удары последовали почти одновременно с выстрелами. Но выстрелов не слышно. Однако трое боевиков падают от отключающих ударов ногой в челюсть, двое по неизвестной причине. Вернее, причина подполковнику понятна, как понятна и остальным спецназовцам. Пуля легко пробивает коленную чашечку. И тут же вторая пуля следует за первой – в плечо, чтобы отключить руку с пистолетом.
Парни, кажется, перестарались. Но винить их трудно. Когда противник вооружен и имеет возможность выстрелить, поневоле ударишь на отключку. Однако следовало еще одного боевика боеспособным оставить. Чтобы он был в паре с Батуханом и имел вместе с ним возможность для отхода. Придется корректировать события…
Но на ногах остался один Батухан. И реакцию он показал волчью.
Молниеносно и хлестко ударил Паутова боковым справа в голову. Широкоплечий и мощный майор упал, как бык под ударом обуха. И не пошевелился. Он не пошевелится, даже если и имеет возможность встать, потому что лично взял на себя такую лежачую роль. А Батухан с одного взгляда оценил ситуацию и понял, что помощи от своих снайперов и своих стрелков ждать уже не приходится, что чужие снайперы стреляют, неслышимые и невидимые, и стреляют, видимо, давно. Потому и не помогают ему люди из засады. Они сами попали в засаду, поставленную более умело.
И принял единственное для себя верное решение.
Кошкой прыгнул он в сторону группы врачей и медсестер, выбрал самую крупную медсестру – во вкусе Парамоши, захватил ее за шею левой рукой, а правую просунул вместе с пистолетом у медсестры под мышкой – ствол уперся под ухо. Взял заложницу, и, прикрываясь живым щитом, передвинулся за угол кузова микроавтобуса.
Ситуация приняла непредвиденный оборот, и подполковник понял, что требуется его личное вмешательство. Он перевел дыхание, хотя далось ему это с трудом, сунул таблетку в рот и шагнул на ступеньки автобуса.
Внезапно в наушнике раздалось:
– Я Ростов. Ситуацию контролирую с дальнего конца дороги. Здесь Меченый не пройдет.
– Я Волга. Парамоша. Не суетись… – сначала предупреждение старшему лейтенанту как поклоннику женского пола. Это только режиссеры художественных фильмов не знают, какое усилие требуется пальцу, чтобы нажать спусковой крючок пистолета. Пуля летит гораздо быстрее, чем работает мысль. И даже если
