в силах пошевелиться, прислушиваясь к звуку шагов герцога. Когда дверь за ним с шумом захлопнулась, она перевела взгляд на миссис Пич, экономку, которая стояла, прислонившись к дверному косяку. В ее глазах застыл ужас.
— С вами все в порядке, мисс?
Господи, что они успели услышать?
— Да, — кивнула она. — Я чувствую себя отлично. Прошу вас, забудьте то, что вы сейчас видели. Боюсь, что герцог принял меня за кого-то другого, и я своими необоснованными угрозами разозлила его.
— Похоже, вы нажили себе врага.
Кайла снова кивнула:
— Да. Но это был его выбор.
Оставаясь сидеть в кресле возле камина, Селеста подняла глаза от пустой чайной чашки и дрожащим голосом сказала:
— Это будет опасный враг, ma petite. Возможно, нам следует отступить.
— Ни в коем случае! Ведь раньше вы говорили, что это право моей матери. Так оно и есть. И я никогда не прощу себе, если позволю похоронить доброе имя матери под покровом гнусной лжи. — Кайла нагнулась, чтобы поднять соскользнувшую с плеч шаль, затем подошла к Селесте и опустилась перед ней на колени. Глаза ее затуманились слезами. — Тетя, я не должна отступать. То, что герцог появился здесь, означает, что он обеспокоен.
— Он пришел сюда, чтобы предупредить тебя, дитя мое, — вздохнула Селеста и поставила пустую чашку на стол. При этом рука Селесты слегка дрожала, отчего чашка постукивала о блюдце. В воздухе явственно пахло бренди. Селеста дотронулась ладонью до подбородка Кайлы. — Ты очень красива, как и Фаустина. Но у тебя есть сила, которой не обладала она. Только не принимай силу за власть. У герцога много власти, и он может сокрушить тебя. Ах, Боже, нам не следовало все это начинать!
Рука ее упала на подлокотник кресла, Селеста откинулась на спинку и закрыла глаза.
Кайла взяла ее руку в свои и большим пальцем стала гладить тыльную сторону ладони с голубыми прожилками.
— Но мы уже начали. И возврата нет. Мы можем идти только вперед.
Глава 5
Предвечернее солнце, проглядывавшее в разрывы между облаками, освещало Сент-Джеймс- стрит. Брет стремительно поднимался по лестнице игорного дома Уайта, перепрыгивая через ступеньку, и на душе у него было гадко и противно. И причиной тому была угроза Кайлы Ван Влит. Проклятие! Последние два дня он не давал покоя барристерам Эдварда, пытаясь выяснить все, что имеет отношение к ее смехотворному иску, в котором она называет себя законнорожденной дочерью герцога. Хуже того, этот болван барристер признал, что он и раньше слышал о ее иске, но считал, что об этом не стоит говорить, поскольку Фаустина подписала документы, в которых отказывалась от своих прав.
Брет чертыхнулся себе под нос. Какого дьявола он все еще в Европе? Ему давно бы следовало находиться в Америке, которую он считал своей родиной. Там он чувствовал себя уютнее. Новые земли за рекой Миссисипи, приобретенные Соединенными Штатами в 1803 году, были практически не заселены. Еще недавно права на пограничную территорию оспаривались Испанией, которую подталкивала Мексика, однако американские переселенцы и искатели приключений бесстрашно бросили вызов и Мексике, и Испании.
Техас. Он был по душе Брету. Обширный и дикий, он являлся именно тем местом, где может сделать карьеру человек, который способен противостоять невзгодам. Брет скучал по нему, скучал по знойному лету и засухе. Здесь дожди шли почти ежедневно, и голубое небо проглядывало лишь на короткое время.
К тому моменту, когда Брет дошел до игорного дома Уайта — черт бы побрал ее за то, что она знает о его частых посещениях этого заведения! — его настроение нисколько не улучшилось. Бэрри Бейлор, виконт Кенуортский и четвертый сын третьего герцога Монтграмерсийского, приветствовал его поднятием бровей и самоуверенной улыбкой:
— А, Уолвертон. Вы, похоже, чем-то расстроены?
— Пожалуй. — Брет знал о склонности этого молодого щеголя сыпать шутками и остротами, хотя порой его шутки скорее раздражали, чем веселили. При всей светскости, которая свойственна представителям его класса, Бэрри нельзя было упрекнуть в напыщенности и высокомерии, что, по мнению Брета, делало ему честь.
Бэрри негромко засмеялся:
— Хотел бы я увидеть женщину, которая сумела огорчить такого искушенного сердцееда.
— Ваша ирония в данный момент неуместна, Кенуорт. — Брет подал знак официанту и заказал бренди. Дым от сигар клубами поднимался к потолку. Зал постепенно заполнялся расфранченными людьми, которые располагались вокруг зеленого стола, на кожаных канапе или возле окна, выходящего на Сент- Джеймс-стрит.
— Возможно, я поторопился с выводами, — с готовностью согласился Бэрри, нисколько не обидевшись на реплику Брета. — Вы сегодня играете?
Брет пожал плечами, сделал глоток бренди и кивком поприветствовал лучшего друга Бруммеля — лорда Элвенли, который оказался неподалеку.
— Уолвертон, Бруммель показывает, что есть свободное место у окна. — Элвенли поднял бровь, реагируя на предложение Бруммеля. — У вас очень элегантное пальто, оно вам к лицу.
— В самом деле? Я ношу его, потому что мне в нем удобно, а вовсе не ради моды, однако благодарю на добром слове. — Брет обернулся и кивнул Бруммелю, а Элвенли направился к игорным столам. Неплохой человек, хотя и большой щеголь. Брет ценил острый ум Бо Бруммеля и его чистоплотность, хотя полагал, что Бо излишне щепетилен, когда дело касается моды. Что касается Брета, его не слишком беспокоило, как отнесутся к его наряду. Бэрри как-то заметил, что именно безразличие Брета к мнению света импонировало его представителям.
