— Доброе утро, хрюшка. Тебе не кажется, что сейчас ужасно рано, чтобы бродить по коридорам?
— Не знаю. Я проснулась, значит, не так уж рано. Даже немножко светло. Почему ты обнимаешь Джинни?
Особа, о которой шла речь, вздохнула, потянулась и, открыв глаза, оказалась лицом к лицу с пятилетней малышкой, стоявшей посреди комнаты с моделью корабля — по-видимому, фрегата — под мышкой.
Джинни, застонав, зарылась головой в грудь Алека.
— Не будь трусихой. Иди сюда, Холли, а то замерзнешь. И кстати, прикрой дверь, если не трудно.
— О нет, — простонала Джинни, совсем исчезая под одеялом.
— Так почему ты держишь Джинни? И почему она как-то смешно пищит и прячется?
— Доброе утро, Холли, — пролепетала Джинни, приподнимая голову. Высунуться она не могла, поскольку была совсем голая, и поэтому, судорожно вцепившись в одеяло, подтянула его до подбородка и хотела завернуться потуже, но у Алека были другие намерения. Он решительно сжал руки, не давая ей двинуться.
— Я иногда сплю с папой, — пояснила Холли, не сводя с них немигающих мудрых глазенок.
— Здесь еще есть место, хрюшка. Джинни не будет возражать и, кроме того, поможет согреть тебя.
— О нет, — в который раз застонала Джинни, совершенно потрясенная происходящим.
Холли осторожно поставила фрегат на ночной столик и забралась в постель. Алек постарался, чтобы девочка легла поверх простыни, которой были укрыты он и Джинни.
— Устраивайся, дорогая. Вот так, хорошо. Он натянул поверх одеяло и лег на спину, вытянув правую руку. Головка Холли лежала на его плече, Джинни прикорнула рядом.
— Ужасно приятно! — провозгласила девочка. — Джинни такая же теплая, как ты, папа.
— О нет, — в который раз застонала Джинни.
— Почему ты забрела в комнату Джинни, Холли?
— Я сначала пошла к тебе в спальню, папа, но тебя там не было. Ты ведь любишь Джинни, вот я и решила посмотреть здесь.
— Джинни, — хмыкнул Алек, — если я услышу еще один стон, поверь, совершенно разочаруюсь в тебе.
— Теперь у меня будет братик или сестричка?
На этот раз Джинни не застонала — она задохнулась и сдавленно закашлялась. Но Алек весело объяснил:
— Посмотрим, хрюшка. Такие вещи требуют немало времени, знаешь ли. Но я буду стараться. Как, по- твоему, сможешь ты поладить с Джинни?
Холли, задумчиво помолчав, наконец сказала:
— Мне она нравится гораздо больше, чем та леди, мисс Чедуик, которая вечно твердила, какая я милая сладкая крошка. Она была отвратительна, папа, но так нравилась тебе, что я молчала.
— Это несчастное, вынужденное молчать дитя, — сообщил Алек поверх головы Холли, — сумело благородно защитить своего попавшего в беду отца, налив в туфельки мисс Чедуик какой-то омерзительный на вкус пунш. Леди сняла их после особенно быстрого танца, и, как только враг потерял бдительность, Холли нанесла удар.
— Она вопила! — с огромным удовольствием сообщила Холли. — А лицо стало уродливым и красным. Папа сказал, что это оранжево-красный оттенок. Он громко смеялся, но это было потом.
— Тебе действительно нравилась эта мисс Чедуик?
Алек расслышал язвительно-желчные нотки, и это доставило ему необычайное удовольствие.
— Она оказалась весьма страстной… э-э-э… партнершей. Однако у меня не было ни малейшего намерения жениться на ней.
— Ты просто плывешь на своем корабле из одного порта в другой в поисках подходящих партнерш, а они, конечно, готовы на все и выстраиваются в очередь, ожидая, пока ты подаришь им свою благосклонность.
— Хм, весьма интересное заключение. Я уже говорил, Джинни, я всего-навсего мужчина. И не так легко дарю благосклонность. Но на этот раз мне повезло, я отыскал здесь, в Балтиморе, любовницу, которой могу отдать все, что в моих силах… и даже больше. И вполне вероятно, нашел себе жену. В любом случае я рад случившемуся.
— Твоя дочь лежит между нами навострив уши, в этом я нисколько не сомневаюсь.
— Холли, ты спишь?
— Нет, папа.
— Видишь, я говорила! Поэтому и не могу сказать честно, что о тебе думаю!
— Ты любишь папу, Джинни?
— С удовольствием треснула бы его по голове твоим фрегатом, — проворчала та.
Холли извернулась, чтобы получше разглядеть Джинни, и долго всматривалась в ее лицо:
— Ты очень хорошенькая, и мне нравятся твои волосы. Они совсем разноцветные, не то что мои, —
