нее подгибались колени. Даже хорошо зная его чувство чести, уже после того как Грейс сообщила ей о его намерении, она была так рада услышать это от него самого.
– Благодарю вас.
– Сегодня я уезжаю в Лондон. Вы остаетесь здесь.
– Да. Грейс мне сказала.
– Ваш отец приезжает через два дня, и я должен сказать ему, что произошло. Ради вас и, признаюсь, ради самого себя я бы предпочел избежать этого. – Он поморщился, самообладание чуть не изменило ему. – В моей жизни было много неприятных встреч, но, честно говоря, я не знаю, как посмотреть человеку в глаза и признаться, что я обесчестил его дочь.
– Не надо! – воскликнула она. – Не ругайте себя так!
– Почему? – Перед ней снова был дипломат, мрачный, холодный и отчужденный. – Меньшего я не заслуживаю. Но, – продолжал он, не давая ей возразить, – требования, предъявляемые принцем Чезаре к человеку, за которого, вы выйдете замуж, делают меня совершенно не приемлемым кандидатом. А ваш переход в другую веру приведет его в ярость. И если не сказать ему об истинных обстоятельствах, он никогда не даст своего согласия.
– Да, – сказала Лючия с чуть заметной, иронией, которую, как она была уверена, он не понял. – Да, я знаю.
– Хорошо. – Он повернулся, собираясь уйти. – Меня ждет карета.
– Подождите немного, пожалуйста, – сказала она, останавливая его. – Прежде чем вы уйдете, я должна вам что-то сказать. Вы должны знать... о том, что произошло между нами.
– Думаю, я довольно ясно помню об этом, благодарю вас.
– Йен, мне это очень трудно сказать. Пожалуйста, не делайте это еще труднее.
Его лицо стало еще более непроницаемым.
– Что вы хотите мне сообщить?
Она сжала руки и поднесла их к губам, собираясь с силами. Это было самое трудное, что когда-либо ей приходилось делать, потому что она знала, что он возненавидит ее за это, но она должна ему сказать. Она опустила руки, подняла голову и посмотрела на него.
– Я должна была сделать выбор, – просто ответила она. – И я его сделала. Вот почему это произошло.
– Что вы хотите сказать? У вас не было выбора. Я лишил вас выбора.
– Нет, Йен. Не лишили.
– Лючия, неужели вы даже сейчас не понимаете, что я сделал? Я не мог остановиться. – Он с раздражением вздохнул. – Помилуй меня Боже, я не владел собой.
– Я все прекрасно понимаю. – Голос у нее дрогнул, но она заставила себя говорить спокойно. – Как я уже сказала, я сделала выбор. Я выбрала вас. Я говорила вам в оранжерее те слова, потому что знала, что это произойдет. Я понимала, что вы хотите меня, и знала, что могу... – Она замолчала и нервно сглотнула. – Я знала, что могу сломить вашу волю, Йен. Что я и сделала.
Он изумленно смотрел на нее, и по его лицу было видно, что до него постепенно доходит смысл сказанного ею.
– Вы хотели, чтобы я сделал это? Ради Бога, скажите – зачем?
– Чтобы вы женились на мне. Я знала... – Она замолчала, стараясь не съежиться от выражения презрении на его помрачневшем лице.
Вот теперь он станет полностью винить ее, а не проклинать себя.
– Я не сомневалась, что вы будете настаивать на женитьбе, и когда мой отец узнает обо всем, у него не останется другого выхода, как дать свое согласие. Так что видите, я выбрала вас.
Наступившее молчание было ужасным и казалось бесконечным.
Когда он заговорил, его голос звучал тихо, спокойно и безжизненно:
– Вы толкнули меня на это с определенной целью, надеясь, что я... – Желваки заходили на его скулах. – Вы хотели такого конца?
– Да.
– Видимо, вам не приходило в голову заранее поинтересоваться и узнать у меня, каковы мои намерения относительно брака с вами?
– Нет. – Она видела, как его глаза становятся ледяными.
В них было столько холода, что она почувствовали внутреннюю дрожь.
– Я боялась, что вы откажетесь. Несмотря на рубин, который говорил мне, что вы, может быть, питаете ко мне какое-то чувство, я знаю, вы не хотите жениться. И даже если вы... – Ей было трудно говорить, но она попыталась продолжить: – Даже если я вам достаточно нравлюсь, чтобы вы согласились, я знала, что отец никогда не пойдет на это, потому что вы не католик и у вас нет титула. Поэтому я заставила вас переступить черту, я принудила вас это сделать. Теперь мой отец вынужден принять вас как мой выбор, потому что я опозорена и, может быть, у меня будет ребенок. Ваш... ваш ребенок.
– Вы использовали меня.
Это тихое обвинение прозвучало как удар хлыста, но она не дрогнула.
– Да.
– Я лишусь ранга посла.
– Я не знала, что так будет. – Она задрожала.
Все, что она пережила за этот день, грозило выплеснуться наружу.
– Я очень сожалею.
Он зло прищурился.
– А леди Сара и лорд Блэр? Полагаю, они появились, чтобы стать свидетелями?
Она с изумлением посмотрела на него, когда поняла смысл его вопроса.
– О Господи! Вы думаете, я... что я позвала их... вы считаете, что я подстроила все так, чтобы они нас увидели?
Бесстрастные серые глаза пристально смотрели на нее.
– А разве не так?
Она в ужасе зажала рукой рот. Ей не приходило в голову, что он может так подумать, но едва ли она могла винить его за это.
– Нет, – ответила она, зная, что он все равно не поверит.
И почему он должен верить? Слезы, весь день угрожавшие пролиться, покатились по ее щекам, и она пожалела, что не имеет и капли его самообладания. Его губы были плотно сжаты. Он отвернулся и взял шляпу.
– Мой долг ясен. Вы получаете меня в качестве жениха, как и хотели. – Он хлопнул шляпой по ладони. – Ведь вы всегда в конце концов получаете то, чего хотите, не правда ли?
Он не смог скрыть горечи, повернулся и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Лючия подбежала к окну и сквозь слезы смотрела, как он садится в карету.
– Прости меня, Йен, – прошептала она, наконец сказав самое главное, когда карета уже скрылась из виду. – Мне так жаль. Но я не могла выбрать никого другого. Мне невыносима мысль, что я дала бы право другому мужчине касаться меня так, как касался ты.
Глава 18
Венчание сэра Йена Мура и мисс Лючией Валенти состоялось в сентябре ранним дождливым утром в домашней церкви герцога в Тремор-Холле. На невесте было шелковое платье нежнейшего оттенка розового цвета, расшитое мелкими розовыми и белыми жемчужинами. Согласно традициям родной страны, ее лицо скрывала вуаль. Жених был в безупречном утреннем темно-синем фраке. Мать невесты не присутствовала, что было вполне уместно. Отсутствовал и ее отец, по вполне понятной причине. К алтарю невесту вел герцог Тремор. Что касалось самой невесты, то она всеми силами боролась с приступами тошноты.
Три недели не принесли перемен. Йен по-прежнему не был склонен к прощению, а если что-то и изменилось, то Лючия не узнала бы об этом, ибо она не имела от него никаких вестей. Грейс получила лишь одно короткое письмо, подтверждавшее, что произошло наихудшее. Хотя у Йена не отобрали
