тот испугался, не хрустнут ли у него ребра.
Ты прекрасный, благородный рыцарь, милорд, — захлебываясь от радости, без конца повторял лорд Генри. — Я всегда это знал, просто я думал… и… Да, это Бог спас и благословил меня! Я больше никогда не буду противиться небесному ходу вещей, даже если этот ход запутан и мне непонятен.
— Отойдите от меня, милорд! И заберите свою дочь! Я не хочу ее. Вы только посмотрите — она бьет моих слуг!
— Но, мой бесценный мальчик, мой дорогой господин, подожди! Она самая желанная жена, она такая послушная…
— Ха, послушная! Черта с два! Она королевская дочка, как же она будет послушной!
— Нет, она очень добрая и покорная. Я растил ее и воспитывал… с помощью моих слуг и священников, которые научили ее всему, что она знает… Я лично наблюдал за ее уроками.
— Не сомневаюсь, что это тоже не прошло для нее бесследно, — буркнул Дайнуолд и стремглав бросился к конюшне. Филиппа в растерянности подошла к лорду Генри. Она не знала, что делать.
Чего он так испугался? Ему даруют землю и всякие богатства. Его тесть — король Англии! И ты послушная, Филиппа, я в этом не сомневаюсь.. Не важно, что у тебя не золотые волосы, как у Плантагенетов. — Лорд Генри оглядел свою бывшую дочь. — Я не понимаю его. Он взвыл, как раненая собака, и бросился наутек, словно его собираются убить.
Филиппа только покачала головой, на большее у нее не было сил. Слезы сдавили ей горло.
Эдмунд потянул ее за рукав:
— Ты правда дочь короля?
— Похоже, что да.
Эдмунд замолчал и посмотрел на Филиппу, словно пытался разглядеть видимые следы чудесного превращения, которое произошло с ней.
Что, Эдмунд, ты тоже ненавидишь меня?
— Не говори глупости, Филиппа. — Эдмунд посмотрел вслед отцу. — Папа всегда хвастался, что его жизнь — это его личное дело. Он и мне много раз повторял, что я должен быть тем, кем сам захочу, а не кем захотят другие. Он говорил, что не желает, чтобы им командовали. А еще он говорил, что в жизни слишком много случайностей и так непросто понять, что — награда, а что — наказание.
— Да, я словно слышу его голос. Именно так он и считает. — Филиппа снова повернулась к лорду Генри. — Меня всегда удивляло, почему я такая высокая. Я слышала, король тоже высокий. Ведь его даже звали Эдуард Длинноногий?
Лорд Генри кивнул:
— Послушай меня, девочка. Я делал для тебя все, что мог.
— Я это хорошо знаю и благодарна вам, милорд. Но для леди Мод это было нелегко. Она всегда меня ненавидела, хоть и старалась скрывать свои чувства. По крайней мере поначалу.
Лорд Генри попытался было разубедить Филиппу, но это было непросто — леди Мод действительно всегда злилась, что ей навязали незаконнорожденного ребенка короля, — и он решил не продолжать эту тему.
Филиппа задумчиво посмотрела на своего бывшего отца:
— Ты только что сказал, что у меня волосы не золотистые, как у Плантагенетов, а самые обычные.
— Нет, я был не прав. В тебе все необычно. Твои глаза, Филиппа, голубые, как августовское небо, — глаза Плантагенетов. Да, — продолжал лорд Генри, потирая руки.
— Да, король будет очень рад, когда увидит тебя.
Встреча с королем — сейчас это не особо занимало ее. Все дети имеют отцов. Она — всего лишь результат неосмотрительности короля, и вот теперь это разрушило ее жизнь.
— Простите меня, сэр, — сказала она. — Мне нужно решить, что делать.
Если хотите остаться, идите в комнату Эдмунда. Если лорд-канцлер тоже решит остаться, пусть ложится спать… — Она остановилась, пожала плечами и вышла.
— Филиппа в отчаянии, — сказал Эдмунд старику. Только подумать, дылда — королевская дочь! От этого спятить можно. Тогда получается, что король Англии — его приемный дедушка?
— Твой отец примчится назад, как только придет в себя и все хорошенько обдумает.
— Вы не знаете моего отца, — возразил Эдмунд, — а Филиппа знает. — Эдмунд оставил лорда Генри и пошел к Круки, который все еще сидел на земле, потирая челюсть.
— Меня ударила принцесса. — Лицо Круки светилось от счастья. — Настоящая принцесса. Она ударила меня кулаком. Меня, глупого осла. Самого обычного из обычных людей и этим необычного.
— Более того, Круки, королевская дочь собиралась снести тебе голову.
— О, маленький хозяин, ваша приемная мать королевских кровей, и это делает вас… гм-м… чем это вас делает?
— Возможно, почти таким же необычным, как ты, Круки, — хихикнул Эдмунд, увидел Горкела и побежал к нему.
— Хозяйка в смятении, и хозяин тоже, — возвестил Горкел.
— Да.
Горкел скрипнул зубами и почесал подбородок.
— Ты должен поговорить с хозяином. Ты его плоть и кровь. Тебя он не выгонит.
Мальчик согласился, хорошо понимая, что не сможет сказать отцу ничего, что бы заставило того передумать.
Но Эдмунд опоздал: Дайнуолд верхом на Филбо уже выезжал из замка.
Войдя в спальню, Филиппа села на кровать и сложила руки на коленях. В этот день произошло столько событий, что они не умещались у нее в голове. Подумать только: слова, всего лишь слова, сказанные этими людьми, так изменили ее жизнь! Ее не особенно занимало, что она оказалась незаконнорожденной дочерью короля. Ее не трогало, что леди Мод сделала большую часть ее жизни несчастной. Ей было наплевать на то, что она теперь знала, почему Вальтер так хотел жениться на ней. Можно только предполагать, какие подарки он надеялся получить после свадьбы!
Она думала только о муже. У нее из головы не выходило его бледное лицо, в ушах звенел его взбешенный голос. Она заново переживала обвинение в предательстве, хотя, видит Бог, здесь не было ее вины. Возможно, Дайнуолд рано или поздно согласится с этим, но сейчас его ярость так сильна, что он не разбирает, кто прав, а кто виноват.
Если бы в этот момент в ее спальне оказался король Эдуард, Филиппа стукнула бы его так же сильно, как Круки.
Жизнь коварна, как топкое болото. Филиппа поднялась и стала ходить по комнате. Что делать?
Может, Дайнуолд вернется? Конечно, вернется. Должен — потому что ему некуда идти и он не может бросить своего сына.
Филиппа знала, что надо отдать распоряжения слугам и сказать Нортберту, чтобы он позаботился о солдатах лорда-канцлера и о стражниках лорда Генри, узнать о планах Роберта Бернелла и лорда Генри. В конце концов долг хозяйки взял верх, и Филиппа покинула спальню.
Лорд Генри и Роберт Бернелл пили вино Дайнуолда и дружелюбно болтали. Оба они заявили, что останутся до утра, и оба были в таком возбуждении от выпитого, что Филиппа засомневалась, сможет ли Бернелл сохранить вертикальное положение.
Филиппа разыскала Марго; при виде хозяйки та принялась так усердно кланяться, что Филиппе показалось — девушка сейчас уткнется лицом в пол.
— Прекрати сейчас же, Марго. Ведь я такая же, как и раньше. Пожалуйста, не нужно… — Филиппа вдруг умолкла, невидяще посмотрела в пустоту и залилась слезами.
Чья-то маленькая рука тронула ее за плечо, и Филиппа сквозь слезы увидела Эдмунда.
— Отец вернется, Филиппа. Он должен вернуться. Он передумает.
Она кивнула в ответ.
Дайнуолд не вернулся. Ни в ту ночь, ни после. А через день в Сент-Эрте появился еще один гость. Он приехал верхом на великолепном вороном скакуне и спросил Роберта Бернелла. Лорд-канцлер этим утром должен был уехать, но вчерашний вечер, проведенный с лордом Генри за обильным возлиянием, вынудил его сегодня изменить свои планы, и он задержался в постели — бывшей постели управляющего — почти до
