матерью моих детей.
Кассия, подставляя лицо яркому солнцу, медленно шла по яблоневому саду. Она вдыхала сладкий запах камелий, гортензий и рододендронов, посаженных ею самой, слушала успокоительное гудение пчел в ульях за фруктовым садом и, обхватив руками тело, чувствуя, как солнце прогревает его до костей, испытывала безумную радость ощущать себя живой.
Любимое платье желтого шелка все еще висело на ней, как на вешалке, но это ее не волновало. Девушка нежно улыбнулась при мысли об отце, который постоянно наблюдал за ней, не позволяя делать ничего — только есть и отдыхать.
Она подняла глаза на свою старую Итту, которая теперь приближалась, с озабоченным видом неся свое объемистое тело, а также миску чего-то питательного и невкусного.
— Ты должна поправляться, госпожа, — сказала Итта безо всякого вступления. — Ну-ка выпей это.
— Еще один из твоих противных отваров, — посетовала Кассия, но послушно выпила крепкий говяжий бульон. — Мне надо подстричь мои фиговые деревья, — заметила она задумчиво, передавая миску Итте.
— Фиговые деревья! — воскликнула Итта, сопровождая свои слова укоризненным вздохом.
Кассия вопросительно склонила голову набок:
— Сейчас я вполне хорошо себя чувствую, чтобы делать то, что мне нравится. Ну же, Итта, ты ведь любишь мои восхитительные винные ягоды.
— Да, малютка. Но сейчас у меня на уме не винные ягоды.
— А что же, у тебя на уме? — поинтересовалась Кассия.
— Твой отец. Недавно прибыл еще один посланец с вестями.
— Еще один посланец? А я и не знала, что был первый, уж не говоря о втором.
— Да, — сказала Итта. — И вид у твоего отца вовсе не счастливый.
— Тогда я пойду к нему и узнаю, в чем дело.
— Нет, ты должна отдыхать!
— Итта, и ты, и отец обращаетесь со мной, будто я крошечный, покрытый пушком цыпленок без собственного ума. Я теперь чувствую себя много крепче, и, если я буду съедать все то, что ты запихиваешь мне в рот, то скоро стану жирной, как моя любимая гусыня.
— Вот и отлично, — ответствовала Итта, следуя к дому за своей хозяйкой.
Де Лорис уже отпустил гонца и сидел, глядя невидящими глазами прямо перед собой. Он не сознавал своего состояния до тех пор, пока пальчики дочери легко не опустились на его плечо.
— Отец, — нежно сказала Кассия, — что тебя беспокоит?
Морис сумел стереть беспокойство со своего лица и, улыбнувшись, притянул дочь к себе на колени. Кассия все еще была такой исхудавшей и весила не более ребенка. Но ее живые золотисто-карие глаза снова светились ярко, они искрились, что свидетельствовало о здоровье, а уже слегка отросшие прекрасные волосы покрывали голову шапочкой, обрамляя нежными и своенравными кудряшками лицо. Пожилой рыцарь думал о полученном известии и крепко прижимал дочь к себе. Время истекло.
Морис почувствовал маленькие крепкие груди дочери, и это снова напомнило ему, что она уже не ребенок, не маленькая девочка. Она стала женщиной и женой. Он глубоко вздохнул и отстранился, чтобы видеть ее лицо.
— Ты хорошо себя чувствуешь, дорогая? — спросил он, стараясь оттянуть злополучную минуту.
— Вполне, отец. Много лучше, как мне кажется, чем ты. А теперь, что за весть принес гонец? Итта проговорилась, что это уже второй вестник. Это касается Жоффрея? — По глазам отца Кассия увидела, что он пытается придумать какую-нибудь благую ложь, и торопливо добавила: — Отец, смерть мне больше не грозит. Ты должен сказать, что тебя тревожит. Пожалуйста! Я чувствую себя бесполезной, когда ты обращаешься со мной как с несмышленышем, которого следует от всего защищать.
Он знал, что помочь ей было ничем нельзя. Никто не мог этого сделать. Медленно, стараясь не встретиться с дочерью взглядом, Морис произнес:
— Помнишь, ты мне говорила, что тебе пригрезился голос мужчины? Незнакомого человека?
— Да, помню.
— Он тебе не пригрезился, не приснился. Это был англичанин, лорд Грэлэм де Моретон. Он сопровождал меня до Бельтера. Понимаешь ли, в Аквитании на меня напали разбойники, и лорд Грэлэм спас мне жизнь, он и его люди. Это честный человек. Кассия, прекрасный человек и воин, только что вернувшийся из Святой Земли. Я рассказал ему об этом сукине сыне Жоффрее, и мы на одну ночь остановились по дороге в Бомэнуаре. Там Грэлэм познакомился с твоей теткой и ухитрился избежать ее постели, проявив при этом и учтивость и осмотрительность. Не буду отрицать, что я подумывал о том, каким превосходным мужем он был бы для тебя. Я ему много рассказывал о тебе. Когда мы добрались сюда, мне сообщили, что ты при смерти. И в самом деле я был уверен, что ты не переживешь той ночи.
Кассия смотрела на отца со столь невинным доверием и непониманием, что на мгновение Морис лишился дара речи и не мог продолжать. Он кашлянул, провел пальцами по волосам и забормотал что-то невнятное себе под нос.
— Постой, — обратилась к нему Кассия. — Я не понимаю. Что стало с этим человеком, Грэлэмом де Моретоном?
— Он твой муж, — отчаянно заявил Морис.
Кассия продолжала молчать. Глаза ее были широко раскрыты и выражали недоверие к тому, что сказал ее отец.
— Мой муж, — повторила девушка, пытаясь понять, о чем идет речь.
— Да.
Морис снова притянул ее к себе, крепко прижал и ощутил свежий аромат ее юного тела.
— Да, — повторил он наконец. — Позволь мне объяснить, моя душа. Я был уверен, что ты умрешь, и знал, что Бельтер в этом случае достанется Жоффрею. Поэтому и убедил Грэлэма обвенчаться с тобой перед твоей смертью. В этом случае Бельтер унаследовал бы он, а не этот ублюдок Жоффрей. Благородный рыцарь спорил со мной, Кассия, но я убедил его, заставил. И он наконец согласился. На следующее утро англичанин отправился с брачным контрактом к герцогу Бретани. Герцог одобрил этот брак, и Грэлэм, как я его и просил, вернулся к себе в Корнуолл. Я не писал ему о том, что ты выздоровела. Не видел в этом смысла, пока здоровье твое не восстановилось.
Кассия, совершенно ошарашенная, продолжала смотреть на отца. Замужем! Она замужем за мужчиной, которого никогда не видела! Она словно издалека услышала свой голос, принужденно и вяло произносивший:
— Почему ты не сказал мне, отец? Морис смущенно заерзал на своем стуле.
— Я не хотел тебя огорчать, ведь ты была слишком слаба.
— Но теперь ты говоришь мне. Что же случилось?
— Гонец, прибывший сегодня, от лорда Грэлэма. Он сообщил мне, что его господин собирается сочетаться браком с богатой английской девушкой — наследницей большого состояния.
— Понимаю, — ответила Кассия. Она была потрясена. Замужем за английским лордом! Она не сводила глаз с лица отца, пытаясь осознать услышанное.
— Но есть еще кое-что, Кассия. Первый гонец был от герцога Бретонского. Видимо, Жоффрей разнюхал, что ты все еще живешь в Бельтере, а не отправилась в Англию со своим супругом. Он попытался убедить герцога, что твой брак — фикция, что это просто план сохранить Бельтер для тебя, чтобы замок не попал в его, Жоффрея, руки. Герцог требует от меня объяснения. Если мое объяснение не будет удовлетворительным, он грозит аннулировать ваш брак и повенчать тебя с Жоффреем.
— А этот английский лорд, этот Грэлэм де Моретон, достаточно силен, чтобы защитить Бельтер от Жоффрея?
— Да, — ответил Морис, внимательно и тревожно вглядываясь в лицо дочери.
Странно, думала Кассия, переваривая все сказанное отцом; теперь из них двоих она оказалась сильнейшей. Отец выглядел просто больным от беспокойства и тревоги, и она поняла, что он опасался ее гнева. Возможно, размышляла девушка, на месте отца она сделала бы то же самое. Кассия любила отца больше всех на свете, больше, чем себя самое. И любила Бельтер. Она подумала о Жоффрее, хитром, алчном Жоффрее, и при мысли о том, что он может стать ее мужем, по телу ее пробежала дрожь
