– Я догадываюсь, что есть и второй вопрос!
– Есть и второй, – Рославлев выдержал демонстративную паузу. – В такой сложной ситуации не грех бывает и посмеяться, чтобы сбросить напряжение.
– Я готов хохотать во весь голос, – мрачно сказал Басаргин.
– По телевидению предупредили жителей Москвы о готовящихся терактах. Показали фоторобот Умара Ажигова. Попросили сообщать обо всех подозрительных людях. Дали телефоны. Один из первых звонков сообщил нам о какой-то странной квартире. Вернее, о двух квартирах, купленных недавно неизвестными людьми. А сегодня в этих квартирах появился и Умар Ажигов. Заявительница, как ей кажется, узнала его, хотя видела до того, как показали по телевидению фоторобот. Вы не догадываетесь, что это за квартиры?
– Догадываюсь. Звонила, я полагаю, соседка с четвертого этажа?
– Она самая.
– Я обязательно пошлю Зураба Хошиева представиться этой бабушке. Чтобы больше не оскорбляла и не звала его Умаром Ажиговым. И в дополнение пошлю в качестве свидетеля Доктора Смерть. Он уже рвался эту соседку попугать своим внешним видом...
– С богом... – напутствовал Рославлев.
Александр положил трубку.
«Объект номер два»... «Объект номер два»... И «объект номер один»...
А если заглянуть с другого бока?
Кто сказал, что порядок чисел представляет собой порядок приоритетов? И вообще, порядок ли это по степени значимости, или это порядок по времени производства?
Подход с другого бока сразу дал возможность чуть-чуть за скользкую нить уцепиться. По крайней мере коснуться ее... Что он никак не может вспомнить? Что?
Новый телефонный звонок прервал и эти попытки.
– Слушаю, товарищ генерал, – ответил Доктор. – Он здесь. Минутку.
Он передал Басаргину трубку и включил спикерфон.
– Да, Владимир Васильевич...
– Директор при мне позвонил начальнику охраны жены президента. В ее графике на завтра в самом деле запланировано посещение этого детского дома. Начальник охраны очень удивился нашей осведомленности. Но самое интересное даже не в этом. Самое интересное, что накануне закуплено пять компьютеров для подарка тому самому компьютерному классу. Директор посоветовал на всякий случай проверить все эти компьютеры на предмет подключения «удаленного помощника». После этого уже стоило позвонить президенту, поскольку муж должен знать обо всем, что грозит его жене. Звонок был осуществлен по прямому номеру. Президент обещал сразу же позвонить жене и дал номер, по которому следует через полчаса связаться с ней. Я свяжусь и попрошу о встрече. Вы, как я понимаю, захотите на встрече присутствовать, поскольку это именно ваша информация, а я не знаю даже, какую переписку необходимо просмотреть. Поэтому приезжайте как можно быстрее. Кстати, директор распорядился о восстановлении вашего постоянного пропуска, но это будет только послезавтра, в понедельник.
– Я еду.
– Если Зураб одобрит, захвати и это... – вошедшая в офис во время разговора Александра положила на стол два листа с рисунками.
– Умар очень похож, – согласился Хошиев, – а Зарема не получилась. Это не она... Зарема красивее...
– Да, скорее, это не она, – сказал Александр. – Оставь это эскизом к будущей картине «Портрет „черной вдовы“. А портрет Умара я возьму с собой. Все-таки это ближе, видимо, к оригиналу, чем фоторобот. Так, Зураб?
– Так.
2
Несколько дней она почти не помнила себя, не понимала, что с ней и вокруг нее происходит.
Только когда Зарема пришла в себя, она узнала, что врачи и не надеялись уже, что она выживет. Медсестра так и сказала с удивлением:
– Надо же, оклемалась...
Кризис миновал, как с плеч свалился, и на поправку она пошла очень быстро. Уже через два дня Зарема самостоятельно встала и долго смотрела в окно. Как раньше там была только кирпичная стена, так она одна и осталась. Странным показалось состояние, когда никак не удается сосредоточиться и сообразить, что же ей следует сделать и что следует вспомнить. Но ощущение было такое, что она вот-вот вспомнит и вот-вот сделает, что сделать необходимо. Однако не вспомнила и не сделала. И от этого мучилась.
Ближе к вечеру зашел врач, заблагоухав привычным уже запахом от двери до окна, и она робко пожаловалась, что никак не может собраться с мыслями и потому чувствует себя так, как будто со стороны за собой наблюдает.
– Вам отдохнуть надо... – вздохнув, сказал он. – И взять себя в руки. Теперь, чем быстрее вы сами с собой справитесь, тем быстрее на поправку пойдете. Два дня еще отлеживайтесь, потом вас отправят в гражданскую больницу. У нас тут не санаторий... И мест в лазарете свободных нет. В камерах больные содержатся.
Весть вроде бы обрадовала, но настораживала своей недоговоренностью.
– А... – Зарема опять с трудом формулировала мысль. – А рыжеглазый?
– Вам до сих пор не предъявлено обвинение. Следствие идет, но содержать вас под стражей признано нецелесообразным. Ваш рыжеглазый уезжает. У него кончилась командировка. Не расстраивайтесь, свято место пусто не бывает. Его быстро заменят на черноглазого или еще какого...
Так бывает – одна приятная весть уже дает толчок к выздоровлению.
Именно это случилось с Заремой. От сообщения вечно подвыпившего врача она сразу почувствовала себя лучше. Даже думаться стало легче. Ее освобождают. Может быть, тетя Галя отправила все-таки письмо и из Москвы уже пришло распоряжение? Быстро разобрались, хотя никто Зареме ничего не сказал. Но что-то уже изменилось. Даже тон разговора врача, пусть и привычно грубоватый, стал иным.
А через два дня открылась дверь камеры-палаты, вошла мужикообразная медсестра и сказала:
– Собирайся...
За ее широкой спиной стоял кто-то в военной форме, но Зарема не увидела лица человека. Да и не рассматривала, считая, что это конвойный. Собрать нехитрые пожитки – дело одной минуты. И только когда она выпрямилась, а медсестра первой тяжелым армейским шагом вышла в коридор, Зарема увидела, кто пришел за ней. Это был Басаргин, о существовании которого она почти забыла.
Оказалось, в тесноте палаты следственного изолятора она почти разучилась ходить. И даже в узком коридоре ее сильно пошатывало. И от движения легкий прибой вернулся в голову. А лестница перед входной дверью, короткая, всего в пять ступеней, показалась качающейся и неустойчивой. И когда вышли во двор, где светило солнце, голова от нескольких глотков свежего воздуха закружилась сильнее. Даже остановиться пришлось и опереться о локоть капитана.
– Сюда, – показал Басаргин на машину.
Машина такая же, как при первой их встрече, когда Зарема вышла на дорогу с автоматом. И даже это воспоминание сейчас показалось ей нереальным, чужим.
Басаргин помог ей сесть в машину.
Должно быть, водителя предупредили. Они выехали за ворота и поехали очень медленно, осторожно объезжая выбоины разбитого асфальта. Так и добрались до гражданской больницы.
Здесь ее поместили уже в общую палату, где не было тишины, к которой Зарема привыкла, но было обыкновенное человеческое общение. Там, среди людей, она начала оживать и быстро поправляться. Через неделю приехала тетя Галя. Опять постарался Басаргин, предупредил пожилую медсестру, когда ездил навещать Зураба. Зареме Басаргин дважды приносил передачу.
Тетя Галя, хотя и торопилась успеть на армейскую медицинскую машину, с которой приехала, рассказала, что письмо Заремы ушло по назначению. Может быть, потому и произошли такие перемены в ее жизни, что оно было получено. И уже то, что допрашивать Зураба приезжал не рыжеглазый, а Басаргин, казалось ей добрым знаком.
Басаргин все же пришел на следующий день после тети Гали. Он и принес ответ жены президента Зареме. Отпечатанное на принтере письмо.
«Уважаемая Зарема!
Извините, что отвечаю вам я, хотя писали вы моему мужу. Он очень занят и попросил меня написать вам этот ответ. Мы с ним оба очень тронуты вашей судьбой и судьбой вашего сына Арчи и выражаем вам искреннее сочувствие и сострадание. К сожалению, подобное не редкость там, где есть еще люди, которые не желают дать возможность своему народу жить спокойно и счастливо, заниматься трудом и воспитанием детей, созидать, а не разрушать во имя чуждых народу целей. Поэтому наше сочувствие относится также и ко всем другим чеченским женщинам. Хочется надеяться, что времена эти не продлятся долго и на многострадальной земле вашей воцарятся спокойствие и любовь.
Мой муж дал указания прокуратуре тщательно разобраться с вашим обвинением и обвинением Зураба Хошиева в организации и проведении взрыва офицерского общежития. Мы уверены, что следствие будет справедливым и беспристрастным. Ваше дело контролирует лично представитель президента на Северном Кавказе.
Со своей стороны, я проконсультировалась у известного врача-психотерапевта, специалиста высокой квалификации, относительно глухоты и немоты Арчи. Врач сказал, что подобные случаи стрессовых травм среди детей встречаются довольно часто и для излечения мальчику необходимы спокойная обстановка и длительное наблюдение врача. Во врачебной практике бывали случаи, когда гипнотизеру удавалось работать с людьми, оглохшими в результате психической травмы, и вводить их в глубокое трансовое состояние, в котором удавалось проводить лечение, хотя эти случаи можно пересчитать по пальцам. Я все же рекомендую вам попытаться найти хорошего психотерапевта и попробовать провести лечение. Если такого трудно будет найти в Чечне или в других кавказских республиках, ближе к осени обратитесь ко мне, я попробую отыскать для вас врача в Москве. До этого времени я буду в Москве только наездами, там меня трудно застать. Если вам для лечения нужна будет помощь, в том числе и финансовая, обращайтесь ко мне по адресу, который указан в конце письма».
Ниже следовали подпись и странный адрес, который Зарема понять не смогла. Она ни разу не видела таких адресов и вообще не знала, что адрес может быть без указания города.
– Что это? – спросила она Басаргина.
– Это адрес электронной почты. Такое письмо отправляется через компьютер. Письмо для вас пришло на местное управление ФСБ, потому что жена
