— Мое появление здесь не ответ на ваше приглашение, мисс Форчун. И наше соглашение, как вы назвали его, было изложено достаточно ясно в моем послании, все остальное вам изложил сэр Хью Гилберт. Это все, что вам надо знать. Вы вполне удовлетворительно выполняете свои обязанности, во всяком случае, так было до сих пор. Если же вы сделаете что-то, с чем я не согласен, я заставлю вас это переделать. — Родерик крепко сжал в руке трость. — Атеперь, извините, я вынужден вас покинуть, у меня много дел.
Родерик направился к двери.
— Лорд Шербон, подождите! — Микаэла топнула ногой. Он остановился, но не повернулся к ней лицом. — Я нахожу чрезвычайно необычным, что человек не проявляет ни малейшего интереса к женщине, которая должна не только стать его женой, но и мачехой его сына! Особенно человек благородный, который хочет создать семью. Я… Я настаиваю, чтобы мы регулярно встречались, особенно если и я, и вы хотим добиться успеха в вашем намерении удержать Шербон.
Облаченный в черное Родерик медленно повернулся, и когда взглянул на собеседницу, его лицо напоминало маску из камня, олицетворяющую гнев, что заставило Микаэ-лу отступить на шаг.
— Может быть, это ускользнуло от вашего внимания, мисс Форчун, но я не благородный человек. Вы поступите правильно, если будете заботиться обо мне, вместо того чтобы беспокоиться, словно жалкая, слезливая, бесполезная монахиня, по поводу того, как я намереваюсь поступить со своим сыном. Черт подери, мне совершенно не интересно, что вы обо мне думаете. Если вам не нравится, как я управляю Шербоном, дверь там. — Он указал тростью на дверь. С этими словами Шербонский дьявол покинул зал.
Микаэла еще раз осталась стоять в одиночестве в тишине огромного зала, размышляя о том, что, Христа ради, она делает в замке Шербон.
Как только Родерик вышел во двор, он пожалел о грубых и жестоких словах, сказанных им Микаэле Форчун. Даже больше чем пожалел — он почувствовал себя так, словно только что лишил себя шанса обрести Шербон. Он остановился возле колодца и оперся о него рукой.
Не то чтобы его беспокоило, что он причинил Микаэле боль. Разумеется, нет. Его беспокоил только Шербон.
Родерик повернулся спиной к залу и вновь пересек короткое, покрытое грязью пространство — то, на что у здорового человека ушли бы секунды, заняло у него больше минуты. Он распахнул дверь зала, злясь на себя. В заде никого не было.
Он решил было последовать за ней в ее комнату, но тут же прогнал эту мысль прочь. Скорее всего Микаэла уже упаковывает свои вещи, и к тому времени, когда он проделает длинный и трудный путь в свою бывшую детскую, уже уйдет. Он не мог преследовать ее, как это сделал Алан Торнфилд. Кроме того, он не мог придумать, за что ему следует извиняться. Он таков, каков есть сейчас и каким останется на всю оставшуюся жизнь, аминь. Его пребывание на Святой земле обусловило этот факт.
Родерик проделал обратный путь из дверей и прошел примерно двадцать метров вдоль южной стены, чтобы обогнуть угол замка. Через восточную часть двора, между суетящимися крепостными, которые никогда не смотрели в его сторону — это им было категорически запрещено, — Родерик увидел Хью, въезжавшего верхом через северовосточные ворота внешней стены и держащего за повод еще одну лошадь.
Родерик прекрасно понимал, что его физическое состояние ухудшится после прогулки верхом, но это могло упорядочить его мысли.
Как бы то ни было, он воспользуется возможностью проскакать по землям, которые уже очень скоро небудут принадлежать ему.
Микаэла с такой силой захлопнула дверь своей комнаты, что та, отскочив от рамы, раскрылась вновь, ударившись о стену. Микаэла продолжила борьбу с дверью, вернув ее в надлежащее место, и с такой силой задвинула засов, что до крови ободрала костяшки трех пальцев.
— Проклятие! — вскричала она, произнеся слово, которого никогда не произносила» и поднесла пораненные пальцы ко рту. Прежде она себе этого не позволяла. Слу-шалась'мать. Мать объясняла ей, что леди следует делать, а чего — не следует. И куда это ее привело? Никто никогда не обращался с ней как с леди. Куда девались ее богатства, должное к ней уважение? Над ней насмехались, ее оскорбляли в родной деревне, шептались о ней в Торн-филд-Мэноре. Теперь же она находилась в компании мужчины, который, как она наконец поняла, настоящий дикий зверь, поэтому у нее нет выбора, она вынуждена остаться здесь и мириться с этим.
То, что она произнесла бранное слово, принесло ей некоторое облегчение. Она продолжит в том же духе.
— Проклятое дерьмо! — прошептала она, заимствуя выражение у своего угрюмого нареченного.
Удар молнии не поразил ее в этой мрачной комнате. Не слышно было громового выговора с небес, который заставил бы ее упасть распростертой на пол.
— Проклятый подонок!
Огненная земля не разверзлась у нее под домашними туфлями, но веселый смешок за спиной заставил Микаэлу подпрыгнуть.
На ее кровати, сложив ножки крест-накрест, сидел Лео Шербон, прикрыв ладошками рот, и смеялся.
— Лео, что ты тут делаешь? — спросила Микаэла, густо покраснев.
— Эди Микэ-а седита на Эо?
— О нет, нет! — Микаэла бросилась к кровати, взобралась на нее и опустилась на колени перед мальчиком. — Я не сержусь на тебя. Ты просто удивил меня. Разве ты должен находиться здесь в это время?
На лице Лео появилась лукавая улыбка.
— Эо не пал сегоня. Хю нет! — Он поднял ручки вверх, и его глаза округлились, словно то, куда мог исчезнуть сэр Хью, было огромной тайной.
— Хью ушел? — Микаэла искоса посмотрела на Лео и не могла не рассмеяться. Он был неотразим.
Лео кивнул.
— Эо пать с тобой. — Мальчик плюхнулся на спину и уткнул головку в подушку Микаэлы.
— А почему бы и нет? — Она вздохнула и устроилась в изголовье кровати. Лео тут же придвинулся к ней и обхватил ее руку маленькой ладошкой.
— Поему седита?
— Почему я сердита? — Малыш кивнул и еще теснее прижался к ней. Микаэла вздохнула: — Это очень хороший вопрос, Лео. Почему я сердита? Давай подумаем. Положим, я сердита на твоего отца.
— Вод-вик?
— Да, Родерик. — Микаэла нахмурилась. — Ты называешь его Родерик?
Лео кивнул:
— Вод-вик бошой.
Микаэла подумала, что могла бы добавить еще несколько слов к описанию лорда Шербона, которого Лео назвал большим, но она воздержалась, снова вспомнив об уроках матери, касающихся того, что является правильным и уместным. Ведь ребенку всего три года.
— Да, ты прав, Лео. Но почему ты не называешь Родерика отцом или папой?
Лео покачал головой.
— Вод-вик.
— Почему? — Микаэле показалось это странным. Лео пожал плечиками:
— Вод-вик овоит: «Мое имя — Вод-вик». Но Хю овоит «Ик».
На этот раз кивнула Микаэла:
— Да, сэр Хью называет его Рик, ты прав. Но тебе хотелось бы называть его по-другому?
Казалось, Лео обдумывал ее слова целую вечность, а ведь он был малышом, лишь недавно научившимся ходить.
— Эо хоет скаать «папа».
— Думаешь, он будет ругать тебя за то, что ты будешь называть его папой?
