— До свидания, — сдержанно сказал он, когда Микаэла повернулась, крепко сжимая руку мальчика.
Она взглянула на Родерика:
— Я еще не закончила с вами, милорд. Когда найду кого-то, кто позаботится о Лео, присоединюсь к вам в вашей комнате.
— Не думаю, — мягко сказал Родерик. — У меня…
— Меня не интересует, какие воображаемые дела вы придумали себе в вашем укрытии. Мы должны поговорить.
— Не командуйте мной, леди Микаэла, — предупредил Родерик.
Она выгнула бровь, затем повела Лео к кухне, шелестя юбками, а ее слова были адресованы Родерику, когда она обращалась к мальчику.
— О нет, Лео, конечно, твой папа любит тебя. Он просто до смерти боится улиток.
Родерик снова повернулся к лестнице и начал подниматься наверх так быстро, как позволяла его искалеченная нога. Может быть, ему удастся добраться до своей комнаты и запереть дверь до появления леди.
Затем он сможет съежиться внутри, как жалкое, бесхребетное, несчастное существо, каковым он и являлся.
С сильно бьющимся сердцем Микаэла постучала в дверь комнаты Родерика.
— Это я, милорд. Пожалуйста, откройте. Ответа не последовало.
Она дрожала от страха и гнева. Существовала вероят-. ностьтого, что, бросив вызов этому непредсказуемому человеку, она обрекала себя на крушение собственных планов и надежд, но ради Лео — и ради их общего будущего в Шербоне — Микаэла должна быть храброй. Она еще раз постучала в дверь, другой рукой сжимая длинную тонкую полоску металла. Осмелится ли она воспользоваться ею?
— Милорд! Я не уйду, пока вы не поговорите со мной, так что вам лучше впустить меня.
По-прежнему никакого ответа.
Она взглянула на металлическую полоску, которую держала в руке. Ее ей дал сэр Хью, когда отправился в Торнфилд-Мэнор, — в случае если Лео закапризничает и закроется на щеколду в своей комнате. Микаэла была уверена, что тот и подуматьле мог, что она воспользуется ею, чтобы попасть в комнату лорда.
Родерик, несомненно, даст нагоняй сэру Хью по его возвращении.
— Я вхожу! — предупредила она, давая ему — а скорее, себе — последний шанс.
В припадке отчаянного гнева Микаэла просунула кусок металла в щель между дверью и стеной и покрутила его, словно мешала в горшке с кашей. Толкнула.
Ничего.
Она снова подвигала тонкой металлической пластинкой, услышала обнадеживающий щелчок, но прежде, чем она попыталась снова толкнуть дверь, та неожиданно распахнулась, вырвав пластинку из ее руки и потянув Микаэ-лу через порог, где она упала к ногам Родерика Шербона.
— Кто вам это дал? — спросил он, подозрительно глядя на длинную полоску металла, лежавшую на полу. Ворча, Родерик поднял ее, неприязненно оглядел, затем снова бросил на пол, пробормотав: — Хью.
Микаэла поднялась на ноги и проскользнула мимо Родерика, чтобы тот не выпроводил ее из своей комнаты, но, похоже, у него не было желания избавиться от нее, поскольку он захлопнул за ней дверь.
— Что вам нужно, мисс Форчун? — проворчал он, со вздохом опускаясь в кресло. — Праздника? Чтобы мы все играли в шашки или катались на пони? Боюсь, я не составлю в этом конкуренцию ни мальчику, ни женщине.
— Я хочу узнать, почему вы так плохо обращаетесь с Лео.
Родерик повернул к ней голову с таким видом, словно она спросила, почему вода мокрая.
— Почему я… — начал Родерик.
— И… — перебила его Микаэла, — и почему я вам то нравлюсь, то вы отталкиваете меня.
Мгновение Родерик пристально смотрел на нее, затем отвернулся, пробормотав:
— Вы полоумная. Не понимаю, чего вы ждете от меня.
— Вы разрываете сердце Лео — он вас так любит! И все, чего он хочет от вас, — это немного вашего, времени и ласки. Он должен знать, что вы его любите!
— Разве я не обеспечил ему дом? Не нашел людей, которые заботятся о нем? Разве он не находится здесь в безопасности? Его что, плохо кормят? Его не бьют, не так ли?
— Он не щенок, милорд! Он маленький мальчик, чье сердце разбито, потому что его отец притворяется, будто его не существует на свете!
— В жизни есть более страшные вещи, — сказал Родерик.
— Вы обращаетесь с ним так потому, что точно так же с вами обращался Магнус, когда вы были маленьким?
Родерик выбрался из кресла, схватил свою трость, но вместо того, чтобы опереться на нее, принялся размахивать ею, словно дубинкой, шагая прихрамывая к Микаэле.
— Нет! Если бы отец только игнорировал мое существование! Но он буквально преследовал меня, унижал. Я не выдержал и отправился в то проклятое паломничество, которое почти стоило мне жизни.
Микаэла заставила себя стоять прямо и твердо, несмотря на дрожь в коленях.
— То, как вы поступаете, столь же плохо. — Голос ее дрогнул.
— Уверяю вас, это не так. — Теперь Родерик возвышался над ней, его капюшон был откинут назад, спутанные волосы лежали поверх плаща, глаза горели зеленым огнем. — К тому же я не тот, кого Лео может идеализировать. Я не могу научить его ездить верхом, сражаться, быть мужчиной. Вы это хотели услышать, мисс Форчун? Вы так же, как и Магнус, настаиваете на том, чтобы я признал мои недостатки?
— Я не ваш отец. И на мой взгляд, у вас нет недостатков. — Микаэла произнесла все это на одном дыхании. Он сам не знает о своих достоинствах. Глядя на него в этом свете, на его большое, могучее, нависающее над ней тело, словно он готовился поглотить ее, Микаэла хотела лишь одного — чтобы Родерик снова поцеловал ее, как это случилось у моря.
Поцеловал — и даже больше.
Его губы тронула насмешливая улыбка.
— Вы или дурочка, или же обманщица.
— Может быть, дура, но не обманщица. Почему вам так трудно признать, что я нахожу вас приятным мужчиной? Почему вы считаете, что вас нельзя любить?
— Вы слишком уж стараетесь, мисс Форчун. — Родерик фыркнул. — Когда мы поженимся, вы получите вашу долю денег. Так что нет нужды ухаживать за мной как за девицей.
— Я вовсе не ухаживаю за вами, вы, упрямец! — выкрикнула Микаэла и топнула ногой. — Но вы не умрете, если поухаживаете за мной!
— Вы зря теряете время, ожидая этого от меня.
— А как насчет Лео? — нажимала Микаэла, взяв его за плащ, поскольку он собрался отвернуться.
Родерик попытался стряхнуть ее руку, размахивая кулаком, в котором была зажата его трость.
— А что?
— Неужели вы не можете быть ласковее с ним? Разве вы можете не любить его? Если я. всего лишь средство для достижения ваших целей, если вы никогда не сможете полюбить меня, умоляю вас: разбейте это наследство ненависти, доставшееся вам от отца, Родерик! Лео — ваш сын!
Родерик метнул свою трость в очаг, где она разбилась, словно во взрыве, на тысячи осколков.
— Он не мой сын!
В комнате воцарилась тишина. Теперь он стоял спиной к ней, и у нее голова пошла кругом. Что он имел в виду? Почему он не признает Лео?
— Не понимаю, вы говорите, что…
— Я говорю… — Голос Родерика звучал так, как Ми-каэла никогда не слышала раньше: устало, печально, слом-ленно. — Я говорю, что Лео не мой ребенок. В нем нет моей крови. Он не мой сын.
— Но… — Микаэле захотелось присесть, но она не в силах была дойти до ближайшего кресла. — Все
