— Нет.
— Что ты сказала? — изумился он.
— Я сказала нет. Больше я ничего не стану для тебя делать. Ты не заслуживаешь моей заботы, как не заслуживаешь Оксборо. Милорд Грилэм и король Эдуард совершили ошибку. Может, отцу удалось тебя раскусить, он понял, что ты за человек. Я не желаю иметь с тобою никаких дел, Северн. Никаких.
— Ты сейчас подойдешь и вымоешь мне спину.
— Лучше я всажу в нее кинжал.
— Ты мне угрожаешь? Ты, женщина, смеешь мне угрожать? — Он в гневе хлопнул себя ладонью по лбу. — Я только что овладел тобою. Наверное, мне не стоило беспокоиться о креме, но я позаботился о тебе. Неужели ты никогда не научишься сдержанности, женщина?
Гастингс упрямо качнула головой и, согнувшись, поплелась за полотенцем и халатом. Она выглядела совершенно больной.
— У тебя нежное тело. Если бы ты придержала язык, если бы с охотою делала то, что я велю, мне не пришлось бы брать тебя силой и нам не понадобился бы крем. Ты можешь доставлять мужу радость, но предпочитаешь этого не понимать.
— Доставлять тебе радость? — Гастингс не верила своим ушам. Этому не поверит ни одна женщина, возлежавшая с мужчиной. — Ты прав, Северн. Я сама виновата, я думала, мне будет больно, потому что все это уже само по себе является наказанием. Конечно, ты выказал заботу, прихватив крем, но лучше бы показал, какой ты безжалостный, какой могучий воин и какое я ничтожество по сравнению с тобой. Неужели я и впрямь могу доставить тебе радость? Неужели я должна кричать от восторга, когда ты тащишь меня в постель, чтобы надругаться надо мною? — И она выскочила из комнаты.
— Не смей уходить, — рявкнул Северн. Но Гастингс даже не обернулась, и он медленно погрузился в воду. Ему пришлось мыться самому. Единственное оказавшееся под рукой полотенце было уже мокрым, и, кое-как утершись, Северн начал одеваться. Трист следил за хозяином преданными темными глазками.
— Она меня отталкивает, Трист, хотя я не причинял ей зла. Ты сам видел. Она лежала, словно великомученица, мягкая, теплая, податливая, но она была не со мною, Трист. А ведь я не собирался жениться. У нас все шло как нельзя лучше, пока мы не вернулись в разоренный Лэнгторн. Ты знаешь, мне была необходима богатая невеста. Зато теперь я обзавелся всем, о чем мечтает каждый мужчина. Я знатен, богат. А что такое жена? Лишняя обуза, и больше ничего. Я и впредь буду спать с нею, пусть себе лежит неподвижно. Она всего лишь женщина, Трист, моя супруга и должна слушаться. Она окатила меня водой только за то, что я взглянул на грудь Алисы, но ты сам видел, как она трясла ею перед моим носом. А потом даже эта девка пошла против меня, заявила, что я лишь мужчина, а они давние подруги. Какая глупость. Да, я — мужчина. Что еще за «лишь мужчина»? Мужчина есть мужчина, а не какое-то «лишь», о чем бы она там ни думала. К тому же я не безродный крестьянин, а их хозяин. Что же у нас получается, Трист? Конечно, я мог бы обойтись с нею поласковее, только вряд ли от этого будет прок. Она меня ненавидит, обзывает скотиной. Я спас ее от Ричарда де Лючи. Ну, может, и не совсем, но если бы тот негодяй не ранил меня, я мог бы выследить его хозяина. Черт побери, Трист, что я такого сделал, чем заслужил все эти упреки?
Выругавшись, Северн натянул чистую темно-серую тунику. Неповоротливый оруженосец Марк давно бы мог одеть хозяина. Марк послушен, никогда ему не возражает, не ругает всякими словами. Нет, с Гастингс нужно что-то делать. Только сначала решить, что именно.
Гастингс в это время занималась травами в своей комнате, выбросив из головы все мысли о Северне и сосредоточившись только на цветах и стеблях, рассыпанных перед нею на столе.
— Ты должна поесть, Гастингс, — сказала вошедшая Агнес, неся поднос. — Не хочу, чтобы ты отощала из-за того, что не способна управиться с мужем.
От неожиданности та даже выронила наперстянку с роскошной гроздью цветов.
— А знаешь, — ответила она, наклоняясь за растением, — друиды считали наперстянку своим цветком. Вроде бы по форме она походила на их головные уборы.
— Довольно, Гастингс. Ты прячешься за своими травами и историями всякий раз, когда хочешь отвлечься или сбить с толку других, особенно если боишься услышать что-то неприятное. Уверена, тебе хватает наглости так же морочить голову и лорду Северну. Он пытается с тобой договориться, а ты отвечаешь небылицей про цветы. Что ты возишься с наперстянкой? Какая от нее польза?
— Она красивая.
— Послушай меня. — Агнес старательно расправила одеяло на кровати. — Все в Оксборо знают, что Северн взял тебя силой. Алиса рассказала об этом даже сокольничему Эрику, а ведь у того язык без костей. За ужином не было слышно ни шуток, ни смеха, ни даже громких разговоров. Люди Северна пытались вести себя как обычно, но им отвечали гробовым молчанием. Будто у нас кто-то умер.
— Это Северн поручил уговорить меня? — спросила Гастингс.
— О нет. Твой муж собирается покинуть Оксборо. Замок у нас, конечно, не из маленьких, Северн теперь человек богатый, да только мало ему в том радости. Ел неохотно, едва перебросился словом с Элизой, а эта куница все лежала да глядела на него, как на больного.
— Вот тебе доказательство. Ты считаешь меня виноватой, но Тристу лучше известно, какой у него жестокий, похотливый хозяин…
— Будь ты поменьше, я бы тебя отшлепала. К несчастью, ты уже выросла, стала хозяйкой Оксборо и еще трех замков, которыми теперь правит лорд Северн. Послушай хорошенько, Гастингс. Ты женщина и не дура, но, по словам Алисы, даже не подумала расположить к себе мужа. Она чуть сквозь землю не провалилась, глядя, как ты оскорбляешь его ни за что и гневишь до тех пор, пока ему остается только наказать тебя. И он, конечно, это делает. Тебе было очень больно?
Гастингс замерла. Она еще не избавилась от какого-то непонятного ощущения внизу живота. Мужчина ворвался в нее, использовал ее, мерил ей таз и бедра, прикидывая, способна ли она рожать. Ублюдок! Если бы Агнес об этом знала, то не стала бы ее обвинять. А она несправедливо отругала Гастингс, как девчонку. Конечно, она не виновата в том, как обращается со своей женой молодой муж.
— Нет, совсем не больно, но это не меняет дела. Очевидно, Алиса не говорила, что Северн едва не овладел ею прямо у меня на глазах?
Агнес засмеялась. Она смеялась.
— Ну да, говорила. Ей показалось, ты ушла за ширму одеваться. Она снимала с него сапоги и наклонилась, Северн увидел ее грудь, и она дала понять, что может позабавиться с ним, если он захочет. Что здесь такого, Гастингс? Алиса — милая, ладная девушка.
— Но Северн — мой муж.
— Оставь в покое свои травы, садись на кровать и внимательно слушай.
В дверь тихонько постучали.
— Войдите, — откликнулась Гастингс. Такой мрачной Алису, пожалуй, никогда не видели. Она украдкой покосилась на Агнес, и та сказала:
— Помоги научить кое-чему нашу хозяйку.
— Гастингс? — Алиса мигом воспрянула духом. — С тобой все в порядке? Он тебя не бил?
Гастингс недоуменно глядела на обеих женщин. Значит, если он ее не бил, то его не в чем винить?
— Он меня унизил.
— Унизил? — переспросила Агнес. — Да мужчины давно взяли это себе за правило. Что именно сделал с тобою лорд Северн?
— Он измерял меня пальцами, чтобы узнать, легко ли я буду рожать.
— Конечно, он должен знать, чтобы зря не беспокоиться о тебе. Ему нужен сын, и как можно быстрее, Гастингс, он не хотел тебя унизить, просто желал убедиться, что ты не умрешь от родов. Что здесь унизительного? И все?
— Он протянул руку, чтобы взять Алису за грудь, но сдержался.
— Вот именно, ты же стояла рядом. Знаешь, Гастингс, по-моему, ты напрасно обижаешь своего мужа.
Та поперхнулась, закашлялась, достала горсть каких-то цветов и старательно разжевала их. Алиса легонько погладила ее по руке:
