упираясь затылком в резное изголовье кресла. – Кстати, не помнишь, как его звали?
– Кажется, Гандольф называл его не то Люсьен, не то Луи… Точно не помню.
– Люсьен? – Уилфред снова наклонился к Озрику. – Стало быть, его зовут так же, как того рыцаря, который проводил твоих внучек до дома?
Озрик нахмурился и некоторое время молчал, обдумывая слова приятеля.
– Да, этого парня зовут Люсьен, – кивнув, сказал он наконец. – Но в Англии Люсьенов не меньше, чем Джорджей и Джонов. Кроме того, будь этот молодой рыцарь отпрыском Гандольфа, вряд ли у него хватило бы мужества въехать в ворота Эйншема среди бела дня. Опять же он ничуть не похож на Гандольфа. Мой кузен был темен как ночь, к у этого парня зеленые глаза и рыжие волосы. Не забывай также и о моих внучках. Они врать не приучены. И если сказали, что знают этого рыцаря с детства, значит, так оно и ость. – Озрик схватил кубок и сделал большой глоток. – Я достаточно осторожен. Но нельзя же шарахаться от каждой тени и видеть врага в любом человеке, с которым сводит тебя судьба.
– Ты, видимо, убежден, что твои внучки лгать не способны, – произнес Уилфред, упираясь руками в столешницу и еще ближе наклоняясь к Озрику. – Но откуда такая уверенность? Они ведь не твоей крови, твой покойный сын Эдвард был их отчимом, не более того.
– Я сам учил их говорить правду, когда сделал своими наследницами. Они хорошие девочки. И красавицы – любо-дорого посмотреть, и душой чисты, как голубицы. Кстати, – спросил Озрик, прищурившись, – они тебе понравились?
Уилфред сплел пальцы под подбородком и сказал:
– Как ты совершенно верно заметил, Шарлотта и Адриенна настоящие красавицы. Ты поступил мудро, сделав их своими наследницами, – ведь твой единственный сын не оставил потомства. Но с девочками тебе повезло – ничего не скажешь.
– О каком везении ты говоришь? – осведомился Озрик. – Я бы предпочел, чтобы мой сын был в добром здравии и произвел на свет потомство. Но я не жалуюсь. Надеюсь, девочки меня не подведут и родят мне правнуков, которым и достанется все мое богатство, когда я умру.
– Хоутон тоже нуждается в наследниках, – сказал Уилфред, – как и ты, из-за этой проклятой чумы я лишился своих отпрысков и всей родни. Мне нужны дети, которым я мог бы передать свое поместье и замок. Только…
– Что «только»? – поинтересовался старый лорд.
– Не могу взять в толк, Озрик, почему после смерти Эдварда ты не женился и не попытался произвести на свет еще одного сына?
– Миллисент умерла много лет назад, – покачав головой, промолвил Озрик. – И я давно свыкся со своим одиночеством. Кроме того, пока был жив Эдвард, я надеялся, что он подарит мне внуков. Когда же он умер, выяснилось, что я чересчур стар, чтобы жениться на молоденькой, а женщина пожилая вряд ли способна родить. Но ты, – Озрик ткнул в Уилфреда пальцем, – ты младше меня на десять лет и еще можешь нравиться молодым. Уверен также, что у тебя все в порядке с мужской оснасткой и ты способен не только вспахать борозду, но и засеять ее. Итак, которая из моих внучек приглянулась тебе больше?
Уилфред облизнулся, как гурман, перед которым поставили блюдо с зажаренным до золотистой корочки поросенком.
– Я только что познакомился с юными леди и пока ничего не могу сказать. Хотелось бы узнать девочек… хм… поближе.
Глава 10
Люсьен вошел в большой зал незамеченным. Склонившись друг к другу, Озрик с приятелем обсуждали какую-то важную проблему, слуги же были заняты приготовлениями к ужину. Адриенны и Шарлотты нигде не было видно. Таким образом, Люсьен получил возможность несколько минут понаблюдать за происходящим.
Еще раз обведя взглядом помещение, Люсьен окончательно убедился, что до большого зала у Озрика руки все-таки дошли. По крайней мере сейчас здесь было куда больше порядка, чем при Гандольфе. Порядка, чистоты и уюта. Поесть и выпить Гандольф любил, но на комфорт не обращал никакого внимания. Да и с какой стати? За столом у него угощались такие же грубые вояки, каким был он сам. Эти мужланы не имели представления о комфорте и хорошем тоне. Они дрались, горланили песни, упивались до того, что без чувств валились под стол, и не считали для себя зазорным блевать там, где их заставал Морфей.
Одна только леди Люсинда упорно пыталась хоть как-то украсить жилые покои замка, но ей это плохо удавалось. Стоило навести порядок, как из города или с охоты с толпой гостей возвращался Гандольф и в течение вечера уничтожал плоды ее упорного недельного труда. Гандольф и его приятели швырялись костями, опрокидывали и ломали мебель, били посуду. У Гандольфа к тому же была мерзкая привычка пинаться. Как только леди Люсинда поворачивалась к нему спиной, он ударом подкованного сапога сбивал ее с ног. После этого эйншемский лорд начинал дико хохотать, а его собутыльники с удовольствием к нему присоединялись. Люсьен был тогда еще ребенком, но до сих пор не забыл эти безобразные сцены.
Осмотревшись, Люсьен перевел взгляд на своего улыбающегося врага. Вообще-то рыцарь собирался поблагодарить Озрика за те улучшения, которые тот ввел, но не сейчас. Сначала он перережет узурпатору горло, а уж потом, наблюдая за тем, как он истекает кровью, скажет ему спасибо за комфорт и уют.
Когда сестры вышли из комнаты и стали спускаться по лестнице, Адриенна неожиданно увидела Люсьена. Он был погружен в свои мысли и не подозревал о ее присутствии. В эту минуту он выглядел вовсе не таким уверенным в себе, как несколькими часами раньше, и показался девушке одиноким и очень печальным.
Первым ее побуждением было подойти к нему и вложить свои пальцы в его сильную руку. Однако она не стала этого делать. Какого черта? Он отверг ее, отказался от своих прав на нее, а такое не забывается и не прощается. И не важно, что он пытался ей помочь, придумав небольшую байку для ее дедушки. Это не исцелило ее душевных ран, и простить его она не могла.
Адриенна замерла на месте, и Шарлотта, которая шла за ней как привязанная, с разгону на нее налетела. Услышав у себя за спиной подозрительный шорох, Люсьен обернулся и увидел девушек.
На мгновение взгляды Люсьена и Адриенны встретились. В следующую секунду Люсьен шагнул ей навстречу и взял ее под руку.
