Мишель Маркос
Секреты соблазнения
Пролог
Это был великолепный нож. С невероятно острым лезвием, способным разрезать железо. С рукоятью из рога оленя, загнанного братом. С ножнами из толстой бычьей шкуры.
Малькольм поднес его к свету. Солнечный луч скользнул по краю восьмидюймового лезвия — казалось, нож нарезает ломтиками сам солнечный свет.
И всего через несколько мгновений его отец примет смерть от этого оружия…
Но пока Малькольму неведомо, что такое может случиться. Он злится, что отец взял на охоту двух старших братьев, а его — нет. Он расстроен, что его оставили присматривать за домом, пока они занимаются по-настоящему мужским делом. Малькольм твердил, что он достаточно взрослый для охоты на вепря — ему уже сравнялось тринадцать, и везде, где надо, выросли волосы, — а отец все равно отказал ему.
Хлопнула входная дверь, возвещая о возвращении охотников. Малькольм перегнулся через деревянные перила, все еще держа зачехленный нож в руке. Внизу, у подножия лестницы холла, уже стояла его мать, вытирая руки о фартук. Ликующая улыбка сияла на ее лице, когда она приветствовала мужчин. Отец смачно поцеловал ее и стиснул в объятиях, а его братья в это время шагали к кухне, сгибаясь под тяжестью шеста, концы которого покоились на правом плече каждого из них. На шесте висел заколотый кабан.
— Какой большой, Джон! — сказала мать. — Всю зиму будем пировать.
— Да, — ответил отец, когда сыновья отошли достаточно далеко, чтобы не слышать его слов. — И это не единственная большая штуковина, которую я тебе припас.
— Джон! — засмеялась она, вырываясь из его цепкой хватки. — Не сейчас.
Его младший брат и сестры-близняшки заверещали от любопытства, когда увидели свежую добычу. Малькольм в угрюмом молчании спустился по лестнице. Это он должен был принести вепря на своих плечах. Ему должно было достаться восхищение братьев и сестер. Но когда его семья окружила огромного кабана, лежавшего на столе, он почувствовал, как ничтожны его мысли.
Отец хлебнул эля из высокой оловянной кружки.
— Малькольм, иди-ка глянь на добычу.
Устрашающего вида вепрь безжизненно лежал на разделочном столе, глаза его были закрыты, словно он только что уснул. Он был тяжелый — по меньшей мере одиннадцать стоунов. Достойный трофей.
Не говоря ни слова, Малькольм кивнул.
Джон поставил кружку и приподнял лицо Малькольма.
— Я знаю, сын, ты хотел бы быть с нами, — сказал он, как всегда видя его насквозь. — Но охота на вепря слишком опасна для тех, кто до нее не дорос.
— Я достаточно большой, отец, — возразил он чуть более ворчливо, чем хотел.
— Да, это так, — произнес Джон, проведя рукой по взъерошенным черным волосам сына. — Однако высокий — еще не значит взрослый. Ты совсем не ведаешь страха… Мы дадим тебе работу после зимы. В следующем сезоне мы возьмем тебя с собой. И возможно, именно ты завалишь хряка.
Малькольм улыбнулся, предвкушая захватывающие перспективы.
— Обещаешь?
Джон улыбнулся:
— Даю слово.
Внезапно с оглушительным стуком распахнулась дверь, от неожиданности мать и малыши испуганно вскрикнули. Холодный воздух наполнил дом, когда двадцать вооруженных мужчин ворвались в холл.
Джон заслонил собой Малькольма, мать собрала вокруг себя младших детей. Малькольм оглядел незваных гостей одного за другим. От них пахло кровью и вином, и они навели оружие на всех членов семьи Малькольма. Их взгляды разили смертью.
— Кто вы такие, черт возьми? — сурово спросил отец.
Высокий рыжебородый мужчина ответил:
— Да уж, действительно, черт возьми. Никак не ожидал встречи с людьми своего клана? Или ты думал, что твоя трусость сойдет тебе с рук?
Джон взял со стола охотничий нож.
— Убирайтесь!
Бородатый глухо рассмеялся.
— Вы это видели, ребята? У него, оказывается, есть яйца! — Он снова повернулся к отцу Малькольма. — Где же они были вчера, когда клан собирался на битву, а? Где был ты?
Острие его меча уперлось Джону в грудь.
Отец никогда не отступал.
— Я больше не буду повторять. Убирайтесь из моего дома! Если у вас претензии ко мне, обсудим их вне этих стен.
Бородатый поднял на своем мече убитого кабана.
— Ты убиваешь животных, но не готов сразиться с человеком. Ты жалкий трус, и больше никто.
От этих слов у Малькольма вскипела кровь.
— Мой отец не трус!
— Сиди тихо! — прикрикнул отец.
— Скажи-ка, парень, как бы ты назвал человека, который не стал участвовать в битве вместе со своим кланом? В битве, принять участие в которой не только его личный долг, но и дело чести, поскольку он дал клятву верности главе клана?
Малькольм не узнавал никого из этих людей, но на всех них были килты с одинаковым рисунком. Такие же, как на Малькольме.
— Я лично объяснил главе клана свою позицию. Я не враждую с Макбреями — мой сын Хэмиш женится на девушке из их клана. Я не могу биться против них.
— С тобой и твоими людьми нас вышло бы больше на поле брани. И тогда дело могло бы и не дойти до схватки — если бы они увидели, как нас много. А так у них получилось численное превосходство, и Макбреи это видели. Они разнесли нас в пух и прах. Битва была проиграна всего за два часа.
На морщинистом челе отца выступила испарина.
— Мне жаль.
— Жаль? — Один из мужчин выступил вперед. Он был заляпан грязью, его редеющие волосы прилипли к голове, а под глазами были огромные темные круги. — На моих глазах убили двух моих сыновей. Я нашел Уильяма с клеймором[1] в груди. Роберту сломали шею. Он умирал целый час. Лицо мужчины скривилось от боли и отчаяния. — Ты пока не знаешь, что такое жалость.
Джон тяжело сглотнул.
— Я понимаю твое горе. Но вина за смерть твоих сыновей лежит не на мне.
— Нет, на тебе, — сказал бородатый. — Смерть его сыновей, смерть и увечья всех, кто пострадал на поле боя, — на твоей совести. Твоей и каждого мужчины, который прятался вместе с женщинами за высокими стенами своих домов. Парни, пусть никто не сможет сказать, что в нашем клане не знают, что такое справедливость. Глаз за глаз! Если Ангус потерял двоих сыновей, значит, и Джону не дозволено сохранить своих!
— Нет! — закричала мать, вставая перед своими старшими сыновьями.
