нищенствовать, как многие другие женщины, оказавшиеся в подобном положении. Она надеялась, что у нее есть еще время, до того как придется удалиться на покой.
Внимание Рут привлекло легкое дребезжание фарфора, и она, повернувшись, увидела Долорес с чайным подносом. Служанка поставила его на круглый столик перед диваном и бросила на хозяйку озабоченный взгляд. Рут кивком дала понять, что с ней все в порядке, и протянула руку к чайнику. Служанка, удовлетворенная молчаливым заверением хозяйки, облегченно вздохнула и покинула гостиную. Желая наконец поговорить о чем-то другом, кроме ее будущего, Рут улыбнулась и предложила подруге чашку чаю.
— Брак и материнство очень тебе к лицу, дорогая. Ты нашла свое счастье, о котором можно только мечтать.
— Да, я счастлива, Рут. Если бы ты сказала мне пять лет назад, что меня ждет такая замечательная жизнь, я только посмеялась бы над тобой.
Никто из них не высказывал эту мысль вслух, но каждая знала, что куртизанке крайне редко удавалось найти свою любовь и выйти замуж. Легкий румянец на лице Аллегры подчеркивал, как она счастлива, несмотря на тяжелые испытания, которые ей пришлось пережить в марокканской пустыне. Аллегра единственная, кто разделял боль, которую Рут испытывала сейчас, и подруга знала, что, когда она находилась в плену у врагов Роберта, Рут так же переживала за нее.
Довольно часто в глазах Аллегры отражались мрачные чувства, и это свидетельствовало о том, что душевная травма никогда не покидала ее. Лорд Пембрук замечал страдания жены и старался поддержать ее. Роберт — она редко употребляла его бедуинское имя Шахин — был предан жене и детям.
Резкий звук от поставленной на блюдце чашки прервал задумчивость Рут.
— Мы не должны допустить, чтобы это так легко сошло ему с рук.
— Что? — Рут озадаченно взглянула на подругу.
— Я имею в виду Марстона. Сегодня вечером мы должны продемонстрировать всем, как глупо он поступил, бросив тебя ради этой пустышки Эрнестины.
— Как ты собираешься устроить это? — спросила Рут скептическим тоном.
— Помнишь, как миссис Лэнгтри выделялась среди остальных членов общества в простом черном платье, перед тем как Берти взял ее под свое крыло?
— Лили Лэнгтри выделялась, потому что была красавицей, а не потому, что надела простое черное платье, чтобы попасться на глаза принцу Уэльскому. Я, может быть, пока еще привлекательна, но далеко не красавица.
— Вздор. Ты очень мила, и вся твоя внешность производит благоприятное впечатление, Рут. Когда ты входишь в комнату, все обращают на тебя внимание. А твоя загадочная улыбка заставляет мужчин пытаться раскрыть все твои женские секреты. Сегодня ты должна воспользоваться своим преимуществом.
— И как, по-твоему, я смогу сделать это?
— Долорес должна слегка подправить платье, которое Марстон заставил тебя надеть во время домашней вечеринки в прошлом году.
— Ты имеешь в виду то самое пурпурное платье с огромными розовыми цветами?
— Да. — Аллегра широко улыбнулась. — Это платье очень подходит к твоим красивым глазам, но цветы безобразны. Если Долорес внесет изменения, которые я имею в виду, все сочтут Марстона глупцом за то, что он променял тебя на Эрнестину Фицджеральд.
— Платье, наверное, трудно переделать, но я всегда считала, что чудеса возможны, — пожала плечами Рут.
— Я с некоторых пор верю в чудеса, — тихо ответила подруга. — И ты должна верить.
Рут встретила нежный взгляд Аллегры с улыбкой сомнения, но слова подруги продолжали звучать в голове, когда несколько часов спустя она поднималась по ступенькам городского дома Сомерсетов. Видимо, она напрасно подвергала сомнению решимость Аллегры. Благодаря искусству шитья Долорес и проницательности подруги обе женщины сотворили чудо. В результате появилось довольно открытое платье, которое подчеркивало полноту груди Рут и округлость бедер. И главное — оно было лишено вычурных кружев, оборок и бантов.
Служанка умышленно перенесла разрозненные цветы в самый низ подола, так чтобы к концу вечера они запылились и опали. Это должно было символизировать пренебрежительное отношение Рут к Марстону. Ее шею украшало аметистовое ожерелье, как на портрете, заказанном Уэстли.
Другим привлекавшим внимание атрибутом был розовато-фиолетовый веер из перьев. Когда Рут вошла в дом, ее охватил трепет при виде Марстона, направлявшегося в бальный зал с Эрнестиной. Она машинально расстегнула застежки своей накидки и позволила лакею осторожно снять ее с плеч.
Когда прибыли другие гости, Рут отступила в сторону, чтобы осмотреться и разгладить складки платья. Это было вызвано не столько заботой о своем наряде, сколько необходимостью собраться с мыслями. Неожиданное, едва ощутимое покалывание затылка заставило ее поднять руку и коснуться кожи. Удостоверившись, что волосы не выбились из пучка на затылке, Рут повернулась. Ее вновь охватила дрожь, когда она увидела мужчину, который небрежно протянул свой плащ лакею, не отрывая от нее глаз.
Он был почти на фут выше ее, с темными, как безлунная ночь, волосами. В нем чувствовалась внутренняя сила и притягательность. По сравнению с ним остальные присутствующие выглядели низкорослыми. Казалось, он изучал ее необычайно долго, хотя на самом деле прошло всего несколько мгновений и мужчина переключил свое внимание. Однако взгляда этого незнакомца оказалось достаточно, чтобы ее сердце учащенно забилось.
Рут проглотила подступивший к горлу ком и стиснула веер. Боже, ведь ей не двадцать лет и это не первый ее выход в свет. Она содрогнулась от этой мысли. Подавив желание сбежать, Рут заставила себя двинуться через холл к бальному залу, вместо того чтобы потребовать свою накидку и вернуться домой. Дрожь, которую она испытала несколько мгновений назад, вновь охватила ее, но она заставила себя не оборачиваться и не смотреть на этого мужчину. Она пришла сюда не для того, чтобы искать нового любовника.
К моменту, когда Рут достигла зала, ее решимость улетучилась. Не было видно ни одного знакомого лица. Боже, где же Аллегра? Она сомневалась, что сможет осуществить намеченный план в одиночку. Как только эта мысль посетила ее, Рут приняла гордую осанку. Черта с два, она не сможет. Возможно, молодость прошла, но она не лишена собственного достоинства. Задержавшись у входа и пропуская вперед гостей, она вновь ощутила прилив тепла к шее.
Боже, прошло много лет с тех пор, когда она испытывала нечто подобное по отношению к мужчине. В толпе гостей расстояние между ней и этим мужчиной резко сократилось. Теперь он находился так близко от нее, что его дыхание касалось ее плеча. Внезапно Рут вообразила, как его руки обвивают ее талию и она прижимается спиной к его груди. От этого видения дрожь пронизала все ее тело, и она испугалась, что окружающие могли заметить это.
Смущенная силой охвативших ее чувств, она едва не споткнулась, поспешно устремившись вперед, чтобы приветствовать лорда и леди Сомерсет. Ответная реакция была весьма любезной, очевидно благодаря ее родству с маркизом Хейлторпом. Рут содрогнулась при мысли о своем отце. Воспоминание о нем всегда вызывало у нее душевную боль.
Она отвернулась от Сомерсетов и медленно двинулась в зал. Несмотря на внутренний протест, ей хотелось узнать имя незнакомца. Она слышала, что он представился кому-то как лорд Стрэтфилд. Ее внимание привлекла небольшая группа женщин справа, и сердце Рут сжалось: там находилась Эрнестина. Меньше всего ей хотелось встретиться с ней. Отчаявшись найти знакомое дружеское лицо, Рут вытянула шею, чтобы окинуть взглядом толпу поверх головы женщины с тремя возвышавшимися перьями в волосах. И услышала обрывок фразы про «старую корову».
— Леди Этвуд, как приятно видеть вас здесь.
Раздавшийся голос мужчины вновь вызвал жар, охвативший все ее тело. Боже, неужели его голос всегда так звучит? Казалось, этот джентльмен только проснулся в ее постели и приглашает продолжить любовные утехи. Глубокий страстный тон его обращения заставил ее затаить дыхание, и она, медленно повернувшись к нему, протянула руку.
— Добрый вечер, милорд. — Рут старалась держаться спокойно, однако по руке ее пробежала дрожь,
