— Но вы знаете, что они предназначались не вам! Я хочу сказать, что не вы мне писали… Я отвечала на письма другого человека.
— Независимо от того, как эти письма попали мне в руки, я нахожу их содержание невероятно… откровенным.
Нора с ужасом почувствовала, как у нее сжалось горло, а в глазах защипало. Увы, этот человек уже неоднократно видел ее уязвленной и растерянной. И все же она заставила себя вскинуть подбородок и нанесла удар единственным доступным ей оружием.
— Насколько я помню, мои письма по откровенности не идут ни в какое сравнение с теми, что были написаны от вашего имени.
Кейн поморщился, словно от зубной боли. Но тут же усмехнулся и проговорил:
— Вам хорошо известно, что я их не писал. Можете бросить эти проклятые письма в огонь. А теперь нам пора. Коляска подана. Если вы хотите есть, то возьмите булочку с изюмом или смородиной, чтобы можно было подкрепиться в дороге. Что вы предпочитаете, моя любовь?
— Я не ваша любовь, и мы не обручены. К тому же я не собираюсь обрекать себя на пытку и находиться в вашем обществе весь день. Тем более что вы ведете себя… как пациент лечебницы для душевнобольных!
— При чем здесь лечебница для душевнобольных? Я же не явился к завтраку в ночной сорочке и бриджах для верховой езды, правда? — Эйдан окинул взглядом свой костюм и добавил: — Вроде бы все в порядке, не так ли? Хотя должен сказать, что мне пришлось провести бессонную ночь.
Нора пожала плечами:
— Если бессонница оказывает на ваш внешний облик столь благотворное воздействие, я бы посоветовала вам вообще отказаться ото сна.
— Однако перемена вас не впечатлила, верно?
— Сэр Эйдан, в данный момент я бы вам не поверила, что бы вы ни сказали. Даже если бы вы сказали, что небо синее, все равно не поверила бы.
— Вы очень проницательная дама, мисс Линтон. Хотя есть мужчины, предпочитающие видеть своих жен глупыми и покорными.
— А также сочными и цветущими, — выпалила Нора и тут же покраснела, разозлившись на себя из-за того, что позволила ему узнать, как сильно ее задело его замечание, сделанное накануне вечером. Как будто она хотела, чтобы он нашел ее привлекательной. Нет, она вовсе этого не хотела!
Тут Кейн вдруг с улыбкой посмотрел на нее и спросил:
— Нора, вы когда-нибудь гуляли в саду?
— Вы сошли с ума! Какое это имеет отношение ко всему остальному?
— Нора, вы можете меня послушать хотя бы секунду? Что вам первым делом бросается в глаза, когда вы входите в сад?
— Сорняки, которые садовник не потрудился выполоть.
Губы Кейна дрогнули в улыбке.
— Что ж, меня это не удивляет. Но цветы, Нора. Какие из них вы замечаете первыми?
— Вы, наверное, бредите! Я не… — Но тут до нее дошла бессмысленность спора с безумцем, и она выпалила: — Вероятно, розы!
— Но почему?
— Потому что они самые яркие. И самые красивые.
— Не обязательно. Хотя при первом взгляде, вероятно, все так скажут. Но если вы немного пройдетесь и внимательно осмотритесь, то заметите и другие цветы, более прекрасные…
«Замечательно, — подумала Нора. — Похоже, я действительно связалась с безумцем…» Пожав плечами, она проговорила:
— Прошу меня простить, но я совершенно не понимаю, какое отношение это имеет… ко всему остальному.
— Вы когда-нибудь видели анютины глазки, растущие в расселине между камнями? Трудно представить что-либо более нежное и хрупкое. И все же, я полагаю, они куда сильнее и выносливее роз, выросших за оградой вашего сада. Человек может растоптать их сапогом, даже не заметив этого. Может пройти мимо и не увидеть, как солнечные лучи покрывают позолотой их лепестки.
«Что пытается он этим сказать?» — подумала Нора с некоторым раздражением. Остро ощущая его физическую близость — широкая грудь Кейна почти касалась ее груди, — она с трудом проглотила образовавшийся в горле ком. И тут ее внимание привлекли его глаза — невероятно зеленые в густом обрамлении темных ресниц. Глаза, в которых с момента своего появления в этом замке на ирландском берегу она видела множество самых противоречивых чувств. Потупившись, она пробормотала:
— Я не понимаю, какое это имеет отношение к…
— К вам? К нам? — Ей почудилось, что ее обдало волной жара. — Я просто подумал, что, возможно, сам того не подозревая, прошел безучастно мимо чего-то… прекрасного.
Она не знала, почему его слова так больно ее задели.
— Мне очень жаль.
— Жаль? Но чего?
— Что вы говорите… такие нелепые вещи.
— Вы хотите сказать, что я не мог пройти мимо сокровища? Но вы забываете, что из-за этой самой слепоты я потерял почти пять лет жизни моей дочери. Все возможно, Нора. Спросите у Кэсси.
Кассандра… Любимая и не знавшая ни в чем отказа. Кассандра, которая еще не сталкивалась с реальным миром, с его суровостью, уродством и жестокостью.
«Все возможно…»
Эти слова Кейна эхом отозвались в душе Норы. Она на секунду закрыла глаза, вспоминая о загадочном послании, которое обнаружила в комнате покойной жены сэра Эйдана. В комнате женщины, возможно, умершей насильственной смертью… А потом перед ее мысленным взором возник еще один образ — вспыхнувшее в глазах Эйдана Кейна проявление душевной муки, презрения к самому себе и беспомощности, когда он говорил о неопределенности будущего дочери.
Что из этого было иллюзорным, а что настоящим? И какая судьба ждет женщину, попытавшуюся найти ответы на эти вопросы?
Ложки, черпаки и прочая жестяная утварь, сверкая в солнечных лучах, казались украшениями из серебра. Между рядами прилавков уже бродили ирландские фермеры, бойко торговавшиеся с продавцами. То и дело раздавался смех — обсуждались последние сплетни и новости. И со всех сторон раздавались голоса — торговцы расхваливали свои товары и призывали покупателей не скупиться.
Стоял прекрасный ярмарочный день — об этом неустанно повторяла Кассандра, — и от разнообразия товаров у девочки разбегались глаза; она с восхищением разглядывала яркие безделушки, лежавшие на прилавках.
Эйдан с улыбкой наблюдал, как дочь время от времени вскидывает руку, чтобы полюбоваться игрой солнечного света на маленьком коралловом браслете, который он ей купил. Ее пальцы были липкими от сладостей, а шляпка болталась на лентах за спиной. Возможно, он смог бы представить, что Кэсси снова стала маленькой девочкой, если бы не ее настойчивые попытки его женить и не назойливое внимание местных парней, то и дело предлагавших ей в подарок гирлянды на шею, сплетенные из полевых цветов. Благодарная улыбка, которой она одаривала их в ответ, вероятно, разбила в тот день не одно сердце — уж в этом-то Эйдан нисколько не сомневался.
Внезапно Кэсси, взвизгнув от восторга, выпрыгнула из коляски и побежала к ярко разрисованным крытым повозкам, расположившимся на краю ярмарки. Эйдан нахмурился, когда увидел, что послужило приманкой для его своенравной дочери. Повернувшись к Норе, он проворчал:
— Можно быть уверенным, что Кассандра всегда выберет самых грязных цыган.
Подъехав к дочери, Эйдан выбрался из коляски. Кассандра же, склонившись над коллекцией трав и цветов, внимательно их рассматривала.
— Мисс Линтон, вы слышали что-нибудь столь удивительное?! — воскликнула девочка. Повернувшись к англичанке, она сунула ей в руку пучок травы. — Эта женщина говорит, что если зашить такую траву в одежду, то никогда ничем не будешь болеть. А если сделать вытяжку из паслена и дать выпить человеку, то
