Эйдан на мгновение смутился и пробормотал: — Нора, ты должна меня понять. Мне хотелось, чтобы Монтгомери осознал следующее: ты теперь моя, и я имею на тебя все права. Видишь ли, мне казалось, что наш гость сомневается в этом, хотя прекрасно видел, что на пальце у тебя обручальное кольцо. Да, Нора, ты моя. Отныне и навеки. В твоем сердце не будет места для другого мужчины… И в твоей постели также.
Нора тяжко вздохнула и потупилась. Она знала, что муж прав. В ее сердце действительно не будет места для другого мужчины. Она любила Эйдана Кейна и всю жизнь будет любить только его. Но, увы, у нее не было надежды на то, что он когда-либо ее полюбит.
Глава 16
Прошло десять лет с тех пор, как бальный зал в Раткенноне оживлял гул голосов. Десять лет прошло с тех пор, как Делия Кейн царствовала здесь как прекрасная чародейка. И вот теперь в зале снова собрались гости, и снова играла музыка. В замке собрались ближайшие соседи сэра Эйдана; они приехали, чтобы поздравить его и познакомиться с новой леди Кейн.
Эйдану следовало бы стоять рядом с Норой, представлять ее гостям и поддерживать беседу. Но он, совершенно безучастный, стоял в тени колонны. Его снова терзали воспоминания, и он думал о том, как когда-то вот так же наблюдал за гостями и гадал, кто из них собирается совратить его жену и кто уже переспал с Делией. «Нет, нельзя о ней вспоминать, — говорил себе Эйдан. — Ведь Делия в прошлом, а Нора совсем на нее не похожа, она совсем другая».
И тут ему в голову пришла ужасная мысль… Он вдруг подумал о том, что прошлое может повториться. Глядя, как Филипп Монтгомери повсюду следует за Норой, он чувствовал, как в душе его просыпается ревность. Но неужели он действительно ревновал? И если ревновал, то почему? А может быть… Может, он любит Нору? Ошеломленный этой мыслью, Эйдан на несколько секунд прикрыл глаза. А когда открыл их, увидел все ту же картину: лорд Монтгомери улыбался и смеялся, любезничая с его женой.
Эйдан уже хотел подойти к Норе, схватить ее за руку и увести подальше от англичанина. Но тут вдруг раздался звонкий голосок Кассандры.
— Папа, что же ты тут стоишь?! От кого ты скрываешься? Папа, ведь гости хотят с тобой поговорить.
Эйдан заставил себя улыбнуться.
— Хотят со мной поговорить? А мне кажется, что они просто выведывают и вынюхивают, не пахнет ли очередным скандалом. Может, мне следует рассказать им всю правду о моей женитьбе? Может, сообщить, что невесту мне подыскала дочь и преподнесла в качестве подарка на день рождения? Могу представить, как обрадуются сплетники, — добавил Эйдан со смехом.
Кассандра с укоризной взглянула на отца и проговорила:
— Папа, не следует смеяться над такими вещами. И я полагаю, что ты должен уделять Норе больше внимания.
— Похоже, что она и без меня не скучает, — процедил Эйдан сквозь зубы.
В этот момент Монтгомери увлек Нору в дальний конец зала, и Эйдан видел, как Нора прильнула к англичанину, что-то говоря на ухо. А потом лорд Монтгомери взял Нору под руку и, осмотревшись, повел ее к дверям, выходившим в сад.
У Эйдана перехватило дыхание, словно его ударили в солнечное сплетение. О Господи, сколько раз он был свидетелем подобной сцены? Делия постоянно исчезала со своими любовниками, при этом она не обращала ни малейшего внимания ни на Эйдана, ни на гостей, то есть вела себя так, будто ничего особенного не происходило. Гости же прекрасно все понимали; они с усмешками поглядывали на Эйдана и перешептывались.
Тут Кассандра внимательно посмотрела на отца и проговорила:
— О, папа, кажется, ты чем-то огорчен? Может, ты огорчен из-за того, что Нора танцевала с нашим гостем? Но если хочешь знать мое мнение, то это ты должен просить у нее прощения.
Эйдан с удивлением взглянул на дочь:
— Я должен просить прощения? Но почему?
Кэсси передернула плечами.
— Папа, ты прекрасно все понимаешь. Ведь ты даже не удосужился пригласить ее на танец! Так что сам виноват!
Эйдан поморщился и проговорил:
— Кассандра, но я…
— Да-да, виноват, не возражай!
Эйдан тяжко вздохнул. Он был вынужден признать, что дочь права. Ему действительно следовало находиться рядом с женой, а не смотреть, как ее развлекают другие. Точно так же он когда-то наблюдал за женой, флиртующей со своими многочисленными поклонниками. Но ведь Нора не Делия. И он не позволит Филиппу Монтгомери…
Эйдан вдруг внимательно посмотрел на дочь и спросил:
— Кэсси, но почему ты решила проявить заботу о Норе? Ведь совсем недавно ты ее ненавидела, не так ли?
Кассандра вспыхнула и в смущении пробормотала:
— Мне показалось, что я видела в ее глазах печаль… Словно она стоит у витрины модного магазина, но ее никто не приглашает зайти…
При этих словах дочери Эйдан почувствовал себя виноватым. Кассандра же между тем продолжала:
— Поначалу она была такой доброй, такой веселой, такой… отзывчивой. Да, я ужасно разозлилась на нее из-за того, что она прогоняла меня из твоей комнаты, когда ты болел. У меня не укладывалось в голове, как такая милая леди может быть такой… тиранкой. Но теперь я уже на нее не сержусь.
— Проклятие… — проворчал Эйдан. — Ты все чертовски усложнила, маленькая плутовка. Я думаю, что вы, женщины, делаете все возможное, только бы довести мужчин до бешенства.
— Но, папа, я вовсе не хочу тебя раздражать. Я хочу, чтобы ты нашел Нору и потанцевал с ней.
— Я найду ее.
С этими словами Эйдан решительно направился к двери, ведущей в сад. Гости приветствовали его, но он не обращал на них внимания. В эти мгновения он ничего не видел и не слышал и думал лишь об одном — о том, что его жену увел из зала заносчивый англичанин.
Сад был освещен бумажными фонариками, мерцавшими розовыми, сиреневыми и зелеными огоньками. В лунном сиянии каменные скамейки отливали серебром, а статуи казались ожившими.
Эйдан невольно замедлил шаги и осмотрелся. Наконец остановился в нерешительности. Тут откуда-то из-за кустов послышались голоса, и он подумал: «Может, окликнуть ее? Может, предупредить о своем приближении, чтобы она успела вывернуться из рук любовника?»
Эйдан поморщился и пробормотал сквозь зубы:
— Нет-нет, Нора не Делия.
Эйдан быстро прошел по дорожке и, обогнув кусты, замер при виде открывшейся ему картины. Он увидел жену в объятиях англичанина, и с губ Норы срывался мелодичный серебристый смех.
— О, Филипп, — она обвила руками его шею, — ты самый замечательный мужчина на свете! Я знала, что смогу на тебя рассчитывать, если мне понадобится помощь! Как отблагодарить тебя?
— Хочешь, чтобы я сказал тебе, Нора? Хочешь, чтобы показал?
Тут Монтгомери склонился над ней и поцеловал ее в губы.
— Филипп! — ахнула Нора, изображая негодование. — Филипп, зачем?!
Монтгомери запустил пальцы в шелк ее волос и прохрипел:
— Нора, ты не можешь любить этого зверя, которого называешь своим мужем! Никто не станет осуждать тебя за то, что ты ищешь утешения в объятиях более достойного человека. Нора, позволь мне любить тебя.
Эйдан в ярости сжал кулаки, и все поплыло у него перед глазами.
— Филипп, я даже не знаю, что тебе сказать, — в растерянности пробормотала Нора. — Филипп,
