— О, как это прекрасно, Моми! — Эмма обняла и расцеловала раскрасневшуюся от удовольствия мастерицу. — Такое одеяло настоящее сокровище! Клянусь укрываться им каждую ночь и не расставаться с ним никогда!
— Сомневаюсь я, доченька, что тебе понадобится теплое одеяло, когда рядышком будет такой горячий муженек, как твой Гидеон, пошли вам Господь всяческих радостей! — Растроганная Моми рассмеялась мелким смешком, словно курочка-несушка закудахтала на насесте.
— Истинную правду говорите вы, тетушка Моми! — Гидеон наклонился и благодарно поцеловал пожилую женщину в румяную щеку. — Как дойдет до дела, я уж заставлю мою милую женушку пылать, словно жаркий костер! Ох, и разгорится в ней кровь! Светло станет вокруг, точно днем!
— Уймись, бесстыдник! — Эмма повисла на его могучей руке, весело хохоча.
— Миссис Кейн, дорогая моя жена, не мешай мне говорить правду людям… А теперь, — шепнул он ей на ухо, — я должен просить у вас, миссис Кейн, разрешения отлучиться ненадолго по одному важному делу.
Она состроила обиженную гримаску:
— Какие дела могут быть у вас в такой день, мистер Кейн?
— Дорогая, я тебе все объясню чуть позже, ты поймешь, что это очень, очень важно…
Вид у него был таинственный.
— Ах так, значит, ты оставляешь меня и даже не говоришь, ради чего?
— Нет, не говорю.
Она удивленно вскинула бровь:
— Интересно… Ну, в таком случае, задержись хоть ненадолго. Я ведь тоже собиралась преподнести тебе свой свадебный подарок?
— Как? Неужели ты не можешь потерпеть до той поры, когда гости проводят нас в опочивальню, и собираешься осчастливить меня прямо сейчас, при всех? Ах ты, маленькая испорченная девчонка! Ну если так, то я готов.
— Глупый, я совсем не о таком подарке говорю. Гидеон! — Эмма посмотрела на него так строго и серьезно, как только могла. Ее головка, убранная жасмином и белыми розами, была так прелестна, что Гидеон не удержался и поцеловал ее в макушку, но Эмма с важностью отстранилась и достала из складок саронга свернутый и перевязанный белой атласной лентой лист пергамента. — Вот, любовь моя, прими мой подарок!
Он развернул пергамент, просвечивавший водяными знаками и слегка пожелтевший от времени, поднес его ближе к свету и начал читать. Когда Гидеон закончил, в глазах его блеснули слезы.
— Эмма, но ведь это дарственная на землю! — воскликнул он дрожащим от волнения голосом.
— Да, Гидеон. Я уже давно попросила моего поверенного и друга моей матери мистера Мак-Генри вписать в эту дарственную твое имя. Я отдала бы тебе эти земли даром, даже если бы ты не смог жениться на мне. Я хочу, чтобы у твоих стад было вдоволь чистой, прозрачной воды, хочу, чтобы они никогда не страдали от жажды.
— Эмма! — Гидеон прошептал ее имя, и в голосе его звучало благоговение. — Эмма, радость моя!
Он заключил ее в объятия.
— Ай-яй-яй, что я вижу! Разве можно солидной супружеской паре так вести себя при людях! Никакой стыдливости! — Леолани Пакеле, нарядившаяся по случаю праздника в самое яркое и пышное коленкоровое платье из своего гардероба, подошла незаметно и обхватила их обоих своими великанскими ручищами. Лицо ее расплылось в широкой белозубой улыбке. — Ну, что вы спорхнули, мои голубки? Да разве можно такой хорошей парочке пугаться, да еще старую, выжившую из ума тетю Лео? Разве сегодня не ваш день? Да какая может быть свадьба без сладких поцелуев? Смелей, девочка моя, целуй его, не стесняйся!
Тетя Лео весело хлопнула Гидеона по плечу, ласково потрепала по щеке Эмму и, оставив их так же неожиданно, как и появилась, вплыла в круг танцующих. При виде толстухи Пакеле паньолос-музыканты вновь подхватили свои инструменты. Тетя Лео, грациозно покачивая необъятными бедрами, прошлась по кругу, и, хотя больше всего она была похожа на огромную пеструю клумбу, гости встретили ее рукоплесканиями.
Барабаны гремели, тетя Лео с немыслимой при ее габаритах легкостью и изяществом кружилась в танце, гости, танцуя вместе с ней, радостно смеялись.
Гидеон, воспользовавшись тем, что в общем шуме и веселье все немного отвлеклись и позабыли о молодых, осторожно высвободил свой рукав из пальцев заглядевшейся на танцующих Эммы и, никем не замеченный, направился к конюшне.
Тропическая ночь дышала густым ароматом трав и цветов.
Махеалани с Пикале и Камуело, внуками Кимо и Леолани, играла на заднем дворе.
— Интересно, что это вы тут делаете, ребятишки?
Он напугал их. Камуело, младший из внуков, недовольно потупился. Махеалани приветливо улыбнулась Гидеону:
— Мы в расшибалочку играем, кто больше камешков собьет. Хочешь с нами?
— Чуть попозже, дорогие мои. Я должен исполнить одно важное дело. Пойдешь со мной, Махеалани?
— Я? Ты хочешь взять меня с собой? Правда? — Огромные черные глазенки радостно засияли.
Гидеон взял девочку на руки, и она доверчиво приникла к нему. Ей было все равно, куда он идет и что будет делать. Важно было только то, что он хочет быть с ней.
— Я хочу, Махеалани, приготовить сюрприз для Калейлани, для твоей мамы. Хочешь мне помочь?
— Конечно! — Девочка тихонько призналась: — Я все забываю, что Калейлани надо звать мамой, еще не привыкла.
— Какая разница, малышка, зови ее как хочешь…
— Я и тебя не зову папой? Это тебе тоже все равно? — Махеалани испытующе заглянула ему в лицо. В голосе ее звучало волнение.
— Нет, мне не все равно. Просто, я решил, что подожду, когда наступит такой прекрасный день и ты назовешь меня так. А пока можешь звать меня дядя Гидеон или Гидеон, как тебе больше нравится.
Махеалани успокоенно вздохнула и замолчала. Она еще не совсем оправилась после пережитого. Девочке нелегко было забыть страшного Джека Джордана, которого она так долго считала своим отцом, и тот ужасный день, когда кругом гремела гроза, ревел ветер, хлестал дождь, сыпались со всех сторон камни… В тот день она узнала имя своего настоящего отца. Ее чуткое сердечко тянулось к Гидеону с той поры, когда он уронил в ручей гирлянду фиалок, а она подобрала ее и принесла милой Лани… И вот все кончилось так прекрасно, как в сказке: дядя Гидеон, красивый, точно принц, оказался ее папой, а Калейлани оказалась ее мамой. Все это было замечательно, лучше и быть не могло, но к этому надо было привыкнуть.
Гидеон, седлая Акамаи, тоже молчал. Он был слишком счастлив, для него все случившееся тоже было похоже на сказку. У него была дочь, Махеалани, чудесная девочка, которую он с каждой минутой любил все крепче. Он не сердился на Эмму за то, что она не рассказала ему обо всем сразу. Гидеону было больно думать о том, какие лишения и трудности испытала его любимая, как горько ей было хранить тайну рождения его дочери, как мучительно было отдавать девочку на воспитание в любящую, но все же чужую семью кузины Анелы. Он гордился Эммой: она сама со всем справилась, сама достигла всего в жизни. Какое мужество понадобилось ей для того, чтобы сохранить достоинство и доброту, какая сила духа, какая верность…
Махеалани первая нарушила молчание:
— Дядя Гидеон…
— Что, родная моя?
— Мы будем вместе готовить сюрприз для Калейлани?
— Да, вместе. Ты будешь мне помогать. Ты умеешь зажигать спички?
