— Что такое салонный стиль? — спросила она у мужа.
— Музыкальный термин, ничего более.
— А ты что то вроде музыкального критика? Ты знаток музыки?
— Так считают те, кто мало в этом понимает, — пожал он плечами.
— Но ведь ты сам пишешь музыку и каждый день играешь на рояле. Это не похоже на простое увлечение.
— Тебя это беспокоит? — нахмурился Саймон.
Она отрицательно покачала головой и посмотрела в другой угол гостиной. Леди Суонби оживленно разговаривала о чем то с другой дамой в сапфирах. Обе улыбались, довольные собой. Оглянувшись, виконтесса наткнулась на взгляд Нелл, едва заметно усмехнулась и продолжила беседу с подругой.
Что, если Саймону хочется поговорить с кем нибудь о таких вещах, как «краски звуковой палитры?»
— Нелл, — тихо сказал Саймон, — нет ни единой причины, по которой какая либо из присутствующих здесь женщин могла бы причинить тебе беспокойство.
У нее сдавило горло. Конечно, это он сейчас так говорит. Но пройдет три, шесть месяцев, и ее невежество станет раздражать его.
Ей стало не по себе. Саймон с легкостью оказался в центре внимания на этом вечере. Все хотели быть рядом с ним, разговаривать с ним, смеяться его шуткам. А ведь он говорил ей, что у него слишком дурная репутация, чтобы найти богатую невесту из хорошей семьи; что отцы девушек на выданье относятся к нему неодобрительно, что люди в целом отзываются о нем весьма дурно. Если он ее не обманывал, то неправильно оценивал собственное положение в обществе. Или же у него были веские причины рассчитывать только на невесту низкого происхождения.
Спустя час, когда гости все еще живо обсуждали новость Рашдена, в гостиную вошел мужчина и прямиком направился к роялю. Расправив фалды фрака, он уселся на банкетку перед инструментом.
— Наконец то! — сказала леди Аллентон, поворачиваясь к Нелл. — Пришел Андреассон!
Она восхищенно посмотрела на Саймона, довольная своим вечером донельзя. Ее лицо сияло не хуже канделябров.
— Ваш протеже не перестает всех удивлять, — прощебетала леди Аллентон. — Я нахожу его музыку… необыкновенной!
Нелл вздохнула. Ее настроение стало постепенно улучшаться. Но если после выступления этого пианиста все снова примутся рассуждать о музыке, ей придется прибегнуть к шампанскому.
Музыкант взял несколько нот, проверяя инструмент. Постепенно гости умолкли, наступила тишина. Воспользовавшись случаем, Саймон отвел Нелл в сторону, подальше от хозяйки вечера, и спросил:
— Ну как ты? С тобой все в порядке?
— Все отлично, — ответила она, и это было правдой. Ей было хорошо рядом с ним.
Саймон довольно улыбнулся:
— А что ты думаешь о сегодняшнем обществе?
Весь вечер Нелл чувствовала себя так, словно попала в стаю бабочек. Они хлопали крыльями, стремясь быть замеченными, показались ей по большей части безобидными и забавными.
— Они вполне дружелюбны и приветливы, — ответила она Саймону и подумала: «Благодаря тебе».
Раздались мощные аккорды. Потом воцарилась напряженная пауза. Все ждали начала пьесы. И Андреассон заиграл.
Музыка, которую он исполнял, показалась Нелл слишком громкой, клацающей, похожей на военный марш. От такой музыки может разболеться голова.
Однако остальным гостям это понравилось. Они одобрительно кивали головами, их задумчивые лица выражали удовлетворение.
Нелл захотелось рассмеяться, но она вовремя прикусила губу. Не нужно было инструкций миссис Хемпл, чтобы догадаться, что это неуместно.
Саймон наклонился к ней и тихо спросил:
— Тебе нравится?
— Ты играешь лучше.
— Если не говорить о технике исполнения, его музыка весьма новаторская.
— Хочешь, я сыграю для тебя на пустых консервных банках? И ты тоже скажешь, что это новаторская музыка?
Саймон фыркнул. На него стали оглядываться.
— Ты испортишь мне репутацию, — с улыбкой пробормотал он.
— Ну, если этот пианист ее не испортил, то уже ничто не сможет ее испортить!
Саймон снова улыбнулся, на этот раз мягче и как то интимнее.
— Как хорошо, что ты пока не научилась лгать там и тогда, где и когда это нужно. Должен признаться, мне бы хотелось, чтобы ты этому никогда не научилась.
Нелл удивленно уставилась на мужа. В его глазах таилось что то новое, не просто вожделение, но что то более нежное и глубокое, похожее на привязанность.
«Всегда смотри на меня так!» — пронеслось в ее голове. Если он будет так смотреть на нее, она выучит все, что можно, о музыке.
Потом в ее голове мелькнула другая мысль. Если он действительно полагает, что она не умеет врать, то он сильно ошибается. Нелл могла врать с утра до ночи. «Извини, Майкл, за эту неделю только четырнадцать шиллингов. Ханна, твои перчатки просто прелестны. Саймон, мне абсолютно все равно, чем ты занимался с этой виконтессой. В конце концов, это брак по расчету. Я могла бы расстаться с тобой и никогда не пожалеть об этом…»
Андреассон заиграл другую пьесу. На лице Саймона появилось непроницаемое выражение. Нелл тут же узнала музыку — он написал ее, когда сильно страдал от утраты.
К ним подошла леди Аллентон, очевидно, решившая, что у молодоженов было достаточно времени для уединения.
— Вы много раз слышали мистера Андреассона, дорогая? — с улыбкой спросила она. — Надеюсь, лорд Рашден показал вам талант своего протеже во всей красе.
— Нет еще, — сказал Саймон, опередив жену. — Зато я нашел художника для нашего свадебного портрета. Очень большой талант. Его палитра обманчиво проста, но техника мазка очень интересная. И результат невероятно хорош.
— Вы должны непременно назвать мне его имя, — улыбнулась леди Аллентон.
Тем временем музыка продолжала звучать, приближаясь к мощной кульминации. Она была так сокровенно печальна, что слушать ее было мучительно сладко. Эта музыка не предназначалась для исполнения на публике, ее надо было слушать в одиночестве.
Наклонившись к Нелл, леди Аллентон прошептала:
— Аргос. Это мое любимое произведение. Превосходная музыка, не правда ли?
— О да, чудесная, — искренне согласилась Нелл.
— Говорят, он мизантроп, — продолжала хозяйка вечера. — Но мне кажется, у него есть свои причины для отшельнического образа жизни. Может, какая нибудь тяжелая болезнь. Человек, который написал такую музыку, должен иметь большое сердце, вам не кажется? Не могу себе представить, что он презирает весь мир.
— Кто?
— Аргос! Композитор, сочинитель этой пьесы.
— Но ведь…
— Ваш вкус безупречен, леди Аллентон, — вмешался в разговор Саймон, бросив на жену предостерегающий взгляд, от которого она тут же прикусила язык.
— Как вы знаете, я провела почти всю зиму в Париже, — чуть кокетливо проговорила леди Аллентон. — Это такой город, где волей неволей привыкаешь к изысканности и приобретаешь хороший вкус.
