мере, оказывать психоделическое воздействие. Значит ли схожесть химической структуры мелатонина с ДМТ и 5-метокси-ДМТ то, что он также является психоактивным?
В некоторых ранних исследованиях выдвигается гипотеза о том, что он обладает свойствами, изменяющими состояние сознания. Например, прием большой дозы перед сном вызывает очень яркие сны. Но эти старые исследования очень трудно интерпретировать. В их рамках не было сделано попытки обнаружить или измерить психоделическое воздействие мелатонина. Единственный способ, которым я мог выяснить, обладает ли мелатонин психоделическими свойствами, это дать его своим добровольцам.
После психиатрической ординатуры я год проработал в Фэйрбанксе, на Аляске, в местном психиатрическом центре. Мой опыт работы в Арктике позволил мне познакомиться с таким полем деятельности, как «зимняя депрессия». Этот синдром пробудил интерес к биологии пинеальной железы человека и мелатонину. Изучение их роли в зимней депрессии могло помочь нам понять и вылечить широкий спектр отклонений, связанных со сменой времен года. Это поразительное совпадение предоставило мне условия для изучения тайн пинеальной железы. Но я очень мало знал о проведении исследований на людях, поэтому мне нужно было улучшить свою подготовку.
Я поехал в Сан-Диего и на год устроился научным сотрудником в Университет Калифорнии, чтобы заняться клиническими психофармакологическими исследованиями. Я узнал, как писать научные планы и заявки на субсидии, составлять проекты экспериментов, и выдавать исследуемые вещества в клинических условиях. Я составлял и подсчитывал шкалы оценок, брал кровь и другие биологические образцы, анализировал и записывал данные.
Переехав в Альбукерк вслед за своим коллегой из Сан-Диего доктором Джонатаном Лизански, я начал работать под руководством доктора Гленна Пика, педиатра-эндокринолога. Гленн был научным руководителем Центра Общих Клинических Исследований Университета Нью-Мехико, выдающегося исследовательского центра, основанного Национальным Институтом Здравоохранения США. Гленн, Джонатан и я провели трехлетнее всестороннее исследование воздействия мелатонина на здоровых добровольцев. Мы стали первыми, и, на сегодняшний день, единственными, кто обосновал роль мелатонина в человеческой физиологии: мелатонин ведет к снижению температуры тела ранним утром.
Многие человеческие биологические функции действуют в соответствии с определенным ритмом. Наиболее ярко-выраженным ритмом обладает температура тела, которая резко снижается в три часа утра. В это время уровень мелатонина наиболее высок.
Мы изучили 19 мужчин-добровольцев, которые не спали всю ночь, и находились в ярко освещенной комнате, что предотвращало выработку мелатонина. У этих мужчин, лишенных нормального количества мелатонина, температура упала не так сильно, как обычно, и нам стало интересно, было ли это вызвано отсутствием мелатонина. Когда добровольцам вводили мелатонин, их температура тела падала в соответствии с нормой. Этот результат заставил нас предположить, что мелатонин играет значительную роль в присущем нам всем резком падении температуры.
Для меня наибольшим значением обладали результаты шкал оценок, измеряющих психологические свойства мелатонина. Я надеялся обнаружить глубокое, изменяющее сознание воздействие этого продукта пинеальной железы. Но мы обнаружили, что мелатонин вызывает лишь ощущения спокойствия и расслабления.
Я был разочарован отсутствием значительного воздействия, изменяющего состояние сознания. Поэтому, ближе к завершению проекта, когда мне позвонили ночью и сообщили, что одному из наших добровольцев случайно ввели десятикратную дозу мелатонина, мне было трудно скрыть волнение. Это могло оказаться очень интересным. Если низкие дозы мелатонина обладали таким незначительным воздействием, этот случай мог вдохнуть жизнь в поиск его психологических свойств.
Я внимательно выслушал рассказ медсестры о том, что медицинский персонал неправильно рассчитал коэффициент ввода мелатонина. Это оказалось добросовестной ошибкой. К тому же, сердцебиение и кровяное давление пациента были в норме. Но я был более всего обеспокоен насчет состояния его рассудка.
«Как у него дела?», спросил я.
