Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности

вещи, предметы культуры)» (Каган, 1988, с. 89).

Очевидно, что, прикладывая эту схему к процессам межсубъектного взаимодействия, мы тем самым редуцируем эти процессы до воздействия субъекта на партнера как на предмет своей деятельности. Подобное воздействие может носить обоюдный характер:

S1 → O2

O1 ← S2

(1а)

Эта схема в состоянии адекватно описать лишь некоторые частные компоненты процесса общения, такие, как монологическая коммуникация (передача сообщения) или «объектное» (Хараш, 1980) восприятие другого человека. Пытаясь же полностью свести отношения между людьми к элементарной схеме предметной деятельности, как справедливо указывает Б.Ф.Ломов, мы теряем специфику взаимодействия двух равноправных партнеров. «Каждый из его участников относится к своему партнеру как субъекту, обладающему, как и он, психикой, сознанием» (Ломов, 1984, с. 252). Межличностное общение Б.Ф.Ломов характеризует как отношение принципиально иного рода, а именно субъект – субъектное отношение:

S1 ↔ S2. (2)

Однако и эту схему нельзя считать удовлетворительной. Сразу же встанет вопрос: субъектами чего являются два взаимодействующих между собой партнера? Ведь «…“субъект” и “объект” – это оппозиционно-соотносительные категории, обозначающие два полюса целостной и лишь в абстракции расчленяемой системы связей человека с миром. Не существует субъекта без объекта и объекта без субъекта; следовательно, называя одно из этих понятий, мы предполагаем его соотнесенность с другим» (Каган, 1974, с. 51). В схеме же (2) оба субъекта выступают как абстрактные, внедеятельностные, что лишает смысла в этом контексте само понятие «субъект».

Путь, ведущий к решению проблемы, – это путь усложнения первичных элементарных представлений о деятельности и общении, выраженных схемами (1) и (2). Так, А.У.Хараш убедительно показал неадекватность рассмотрения процессов общения как прямого субъект – субъектного взаимодействия. Гносеологической основой субъект – субъектной парадигмы является, по его мнению, та особенность процессов межличностного отношения взаимодействия, «что в них эмпирически достоверным является присутствие только самих взаимодействующих сторон (индивидов, личностей); что же касается самого предмета деятельности, то он уходит вглубь, скрываясь за поведенческим (коммуникативным) фасадом взаимодействия, и его открытие становится делом весьма сложным» (Хараш, 1980, с. 21). Адекватное понимание субъект – субъектной парадигмы, утверждает А.У.Хараш, «невозможно помимо привлечения представлений о субъекте в его отношении к объекту, так как, лишь противополагаясь объекту, субъект утверждает себя как субъект» (там же, с. 23). В результате схема (2) преобразуется в более сложную трехчленную схему:

S1 → O ← S2. (3)

Этим был сделан первый шаг к преодолению теоретического разрыва между общением и деятельностью. Параллельно с преобразованием схемы (2) в схему (3) аналогичные преобразования претерпевала и схема (1). Говоря о развитии предметной деятельности ребенка в онтогенезе, А.Н.Леонтьев писал, что она «все больше выступает как реализующая его связи с человеком через вещи, а связи с вещами – через человека» (1977, с. 207). Собственно говоря, это положение всегда являлось для деятельностного подхода одним из основополагающих. Оно было отчетливо сформулировано в теории развития высших психических функций Л.С.Выготского (1983 а) и получило всестороннее обоснование в экспериментах как самого Выготского, так и «Харьковской группы» психологов. Представления об индивидуальной деятельности как деривате деятельности, первоначально распределенной между двумя или несколькими субъектами и сохраняющей в себе структурные характеристики последней, описываются схемой:

S1 – S2 – O. (4)

В этой схеме второй субъект, опосредующий элементарное субъект – объектное отношение, – не обязательно индивид, им может быть и все человечество в целом. Суть данной схемы в том, что индивидуальная деятельность человека (поскольку он человек) никогда не является полностью индивидуальной. Она всегда включена не только в систему его отношений с предметным миром, но и в систему его отношений с другими людьми. В частности, применительно к ситуации развития ребенка в совместной деятельности с взрослым сделан достаточно экспериментально подтвержденный вывод о том, что только действие второго субъекта-партнера придает объекту действия социально-предметный смысл и значение; аффективные смыслы окружающей действительности тоже открываются ребенку в совокупном действии ( Зинченко, Смирнов,