Средиземноморье («я» здесь означает, что я не путаю себя с остальным человечеством). Я избегаю фруктов, у которых нет древнегреческого или древнееврейского названия, такие как манго, папайя и даже апельсины. В конце эпохи Средних веков апельсины заменяли сладости, однако древнее Средиземноморье их не знало. Судя по всему, португальцы наткнулись на апельсин в Гоа или где-то поблизости и стали выращивать все более и более сладкие фрукты, действуя как современная кондитерская фабрика. Даже на яблоки, которые продаются в магазинах, следует смотреть с подозрением: в древности яблоки не были сладкими, это потом производители фруктов получили более сладкие сорта. Горные яблоки моего детства были кислыми, твердыми и очень маленькими – не то что сияющие яблочные россыпи, с которыми, как утверждает американская реклама, и врачей не нужно.
Что до жидкости, я взял за правило пить только то, что пили тысячу лет назад, – время доказало, что эти жидкости пригодны к употреблению. Я пью только вино, воду и кофе. Никаких прохладительных напитков. Вероятно, самый вредный напиток ныне – это апельсиновый сок, который ни в чем не повинных людей заставляют пить за завтраком, убеждая их с помощью маркетинговых приемов, что сок «полезен для здоровья». (Во-первых, наши предки ели несладкие апельсины, во-вторых, они никогда не поглощали углеводы без клетчатки в огромных количествах. Съесть апельсин или яблоко с точки зрения биологии – не то же самое, что выпить апельсиновый или яблочный сок.) Исходя из подобных примеров, я выработал следующее правило: то, что называют «полезным для здоровья», обычно ему вредит, так же, как «социальные» сети по сути асоциальны, а экономика, базирующаяся на «знании», попросту невежественна.
Я добавил бы также, что, по моему опыту, здоровье весьма существенно улучшается, когда избавляешься от агрессивных раздражителей: утренних газет (упоминание хрупкоделов-журналистов Томаса Фридмана и Пола Кругмана способно вызвать у меня вспышку гнева), босса, ежедневной поездки на работу, кондиционеров (но не отопления), телевизора, электронных писем от режиссеров-документалистов, экономических прогнозов, биржевых новостей, «силовых» тренажеров и многого другого[120].
Ятрогения денег
Чтобы понять, как лишают себя антихрупкости те, кто хочет разбогатеть, достаточно посмотреть на строительных рабочих: простой гамбургер радует их больше, чем обед в трехзвездочном мишленовском ресторане радует бизнесмена. Физическая нагрузка делает еду вкуснее. Римляне относились к богатству неоднозначно: все то, что «размягчает» или «успокаивает», они считали неподобающим. Слухи о декадентствующем Риме несколько преувеличены (истории нравятся сенсации), между тем римляне не любили комфорт и осознавали его побочные эффекты. То же относится к семитским народам, разделившимся на племена пустыни и обитателей городов, причем горожане передают ностальгию по своим корням и изначальной культуре из поколения в поколение. Культура пустыни – это поэзия, рыцарство, созерцание, суровость и умеренность, противостоящие городскому комфорту, который ассоциируется с физическим и моральным упадком, пустопорожней болтовней и декадансом. Горожанин отправляется в пустыню, чтобы очиститься: Иисус Христос провел в Иудейской пустыне сорок дней, а апостол Марк ушел в египетскую пустыню, заложив тем самым аскетическую традицию. В какой-то момент Левант охватила своего рода эпидемия монашества – возможно, на ее пике святой Симеон сорок лет провел на столпе в Северной Сирии. Арабы сохранили эту традицию, они отказывались от богатств и уходили в тихие, заброшенные, пустые места. И, конечно, они всегда постились, к чему мы еще вернемся.
Медицинская ятрогения обусловлена богатством и усложнением, а не бедностью и безыскусностью, и, конечно, это продукт частичного знания, а не невежества. Потому идея отказаться от накопленного и уйти в пустыню – это мощная субтрактивная стратегия в духе
