Томас Коглин взял ее за руку и поцеловал в костяшки.
— Очень рад, мисс Гулд. — Он кивнул метрдотелю. — Жерар, угловой столик, пожалуйста. — Он улыбнулся Джо с Эммой. — Не возражаете, если я к вам присоединюсь? Я зверски проголодался.
Стадию салатов они миновали довольно благополучно.
Томас рассказывал всякие истории о детстве Джо, сводившиеся к одному: каким тот был неугомонным шалопаем. В отцовском пересказе эти истории выглядели мило эксцентричными, вполне подходящими для короткометражек Хэла Роуча,[10] какие показывают в субботу на утреннем сеансе. Правда, отец опускал традиционный финал таких историй — шлепок или порку.
В нужных местах Эмма улыбалась или хихикала, но Джо видел, что она притворяется. Все они притворялись. Джо и Томас делали вид, что их связывает родственная любовь, а Эмма делала вид, что не замечает: такой любви между ними нет.
После рассказа об одной проделке Джо в отцовском саду (эту историю рассказывали столько раз, что Джо мог предугадать все детали с точностью до отцовских вдохов в паузах) Томас спросил у Эммы, откуда родом ее семейство.
— Из Чарлстауна, — ответила она, и Джо с беспокойством отметил нотки вызова в ее голосе.
— Нет, я имею в виду — до того, как они сюда приехали. Вы ведь явно ирландка. Вам известно, где родились ваши предки?
Официант уже убирал тарелки из-под салата. Эмма ответила:
— Отец моей матери — из Керри, а мать моего отца — из Корка.
— Я родился совсем рядом с Корком, — сообщил Томас с необычным воодушевлением.
Эмма глотнула воды, но ничего не ответила. Словно вдруг какая-то ее часть исчезла. Джо уже видел подобное прежде: так она отстранялась от ситуации, когда та ей не нравилась. Ее тело по-прежнему сидело в кресле, но сама она словно бы сбежала, бросив тело, как одежду: исчезла ее сущность, то, что делало Эмму Эммой.
— А как девичья фамилия вашей бабушки?
— Я не знаю, — ответила она.
— Вы
Эмма пожала плечами:
— Она же умерла.
— Но это же ваши предки, — не без замешательства проговорил Томас.
Эмма лишь снова пожала плечами. Закурила. Томас ничем себя не выдал, но Джо видел, что он ошеломлен. Юные вертихвостки ужасали его по самым разным поводам: они курили, демонстрировали ляжки и декольте, появлялись пьяными в обществе, не стыдясь и не опасаясь порицания окружающих.
— Вы давно знакомы с моим сыном? — спросил Томас с улыбкой.
— Несколько месяцев.
— И вы с ним?..
— Папа…
— Да, Джозеф?
— Мы не знаем, кто мы друг другу.
Втайне он надеялся, что Эмма воспользуется этой возможностью, чтобы прояснить вопрос, но она лишь быстро глянула на него, словно интересуясь, сколько им тут еще торчать, и вернулась к своей сигарете. Ее глаза стали бесцельно блуждать по обширному залу.
Подали основное блюдо, и следующие двадцать минут они провели, обсуждая качество бифштексов и соуса беарнез, а также новые ковры, которыми Креггер недавно украсил свое заведение.
За десертом Томас тоже закурил сигарету.
— А чем вы занимаетесь, милочка?
— Я работаю на мебельной фабрике Пападики.
