Рублевки. Герман сразу завел скотину, мы стали учиться за ней ухаживать, доить коров. Но все получилось совсем не так гладко, как мы планировали.
Незадолго до моих родов, когда дом уже был полностью готов к проживанию и там досушивались полы, его подожгли, причем облив нашим же бензином, стоявшем в канистре недалеко от новостроя. В тот день, ближе к вечеру, Гера уехал в Москву по делам, вернуться должен был поздно, так как только в одну сторону надо преодолеть 200 километров. Рабочие разъехались, и мы стали устраиваться спать с детьми в своем временном жилище, в котором мы пережидали строительство нашего дома. Этот маленький домик находился напротив нашего новостроя. На дворе стояла поздняя осень, день был очень ненастный, а ближе к ночи и вообще пошел проливной дождь с очень сильным ветром, что казалось, еще немного — и сорвет крышу, а стекла в окнах заунывно дребезжали. Дети все очень быстро заснули, да и меня клонило ко сну, вдруг залаяла собака, у нас тогда там была дворняжка по кличке «Тайга». Дочка, а она надо сказать не робкого десятка, вдруг мне говорит: «Мам, мне страшно, там кто-то ходит, давай выйдем посмотрим». На что я ей говорю: «Да перестань ты, чего тут бояться, кому мы здесь в лесу нужны, брать у нас нечего, давай спать». Мы и заснули. А через какое-то время меня разбудил стук в дверь, стучал дядя Ваня, местный мужичок, который жил у нас в выстроенном на скорую руку сарайчике, помогал нам управляться со скотиной. Мы ведь еще толком ничего не умели, только всему учились. Я подхожу к двери, а он кричит: «Алена, горим». Я сначала подумала, что загорелся домик, в котором мы ночевали. Открываю дверь и вижу столп пламени — полыхает во всю наш новый дом, в который мы уже завтра должны были въезжать. Я как увидела, машинально закрыла дверь, села на стоящую рядом табуреточку и заплакала. Мне не столько жалко было даже этот дом, сколько в этом я увидела, что горит Герина мечта о новой жизни. Он так старался построить мне с детьми этот дом, чтобы я там родила. Столько трудностей ему пришлось перенести и потратить не меньше нервов. Кто строился, знает, сколько здоровья, отнимает строительство, тем более, если ты в этом пока новичок, обмануть тебя норовит каждый, не говоря о том, что строились мы в очень недоступном для транспорта месте, и любая доставка строительных материалов была сродни бегу с препятствиями. И вот когда все преодолено, вдруг раз — и все уничтожено на корню.
Получив известие, что у нас пожар, Герман помчался домой с одной только мыслью: он боялся, что я вдруг рожу от испуга, и роды пройдут в неприспособленных для этого условиях. Наш дом стоял на горе, и еще с дороги он видел пламя, таким огромным оно было. Когда муж примчался, я открыла дверь, и он увидел меня по-прежнему с животом, то ощутил облегчение. Дом спасти было естественно нельзя, поливали коровники, сараи, чтобы огонь не перекинулся на них. Тушить наш пожар примчались все деревенские, я видела, что они искренне сочувствуют: во-первых, горел их труд, ведь большинство из них у нас работали, а потом мы к ним очень хорошо относились, каждый день, что они у нас работали, кормили их и завтраком, и обедом, и ужином. Всегда, если кого-то надо было выручить деньгами, Герман не отказывал, только на выпивку не давал.
Дом сгорел до фундамента, как будто мы ничего еще и не строили. А моя выпрошенная у мужа черепичная крыша от высокой температуры вспорхнула, как птица, и улетела на приличное расстояние. У нас осталась только разбитая Нива, а финансы оставляли желать лучшего. Мы сели в машину и поехали в никуда. Мы ехали и были рады тому, что остались живы, что дети не испугались, никто не пострадал. Герман сказал: «Мы пойдем другим путем», и в который раз начал все заново. Может, это кого-то удивит, но я искренне не хотела, чтобы Герман нашел тех, кто сделал поджог. Муж, мягко говоря, был на них очень зол прежде всего за тот испуг, который я перенесла, и те последствия, которые могли бы у меня от этого быть. Дети еще долгое время потом играли в пожар, построят дом из кубиков, потом сломают и говорят, что он сгорел. Поэтому я боялась, чтобы он не переборщил. Слава Богу, выяснить первое время не удавалось, а потом гнев прошел, трезво посмотрев на произошедшее, понимаешь, что все, что Бог ни делает, все только к лучшему, значит, так надо было. Ничего просто так не происходит в этой жизни. Первое время поскитались по знакомым, а потом вернулись в маленький домик, тот самый, в котором пережили пожар, доведя его немного до ума и прожили там, в Слободе, еще четыре года. Возвращаться обратно в город или коттеджный поселок не приходило даже в голову, уже пришло понимание, что по-другому жить нельзя. И жить нам было очень интересно!
