Тюремщики пробуют на прочность замки, проверяют. И руки и ноги прикованы так, что пошевелить ими невозможно. Циремпил знает, что уже через десяток минут такая поза станет настоящим мучением. Кровь начнет застаиваться в конечностях, сначала руки и ноги будет покалывать, а потом придет настоящая боль.
– Может быть, хотя бы скажете, что вам от меня надо? – не выдерживают все-таки нервы, и он спрашивает, как только обретает возможность говорить, отдышавшись после удара в печень.
Тюремщики, определенно, глухонемые. Не общаются с ним. Правда, между собой они незадолго до этого общались и даже выкрикивали что-то во время избиения, а теперь стали глухонемыми. Заканчивают проверку, убеждаются, что хитрые замки не подведут, переглядываются молча и с удовлетворением и так же молча выключают свет и уходят. Скорее всего они просто не понимают русского языка, и вопрос Циремпила оказался им не более понятным, чем возглас птицы на лесном дереве.
Сначала темнота выглядит полной и гнетущей. И страшной из-за своей полноты. Исчезает ощущение окружающих стен, словно вокруг Дашинимаева во все стороны простирается бесконечность, Великий Космос. Правда, откуда-то доносятся посторонние приглушенные звуки, но в этой темноте они разносятся легко и потому кажутся не такими приглушенными. Более того, иногда даже кажется, что они раздаются прямо в комнате, где-то здесь, и несут в себе еще одну, очередную неприятность.
Чтобы приглушить чувство страха, Циремпил закрывает глаза. Но от этого не становится легче. Воображение при закрытых глазах работает активнее, и страх усиливается настолько, что сидеть дольше, сомкнув веки, становится невозможным. А откроешь глаза – и сразу становится легче, потому что теперь уже темнота не такая единая черная масса. В небольшие щели двери проникает из коридора свет, рассеивается, разбавляет темноту, и глаза быстро привыкают к ней. Возвращается ощущение комнаты, замкнутого пространства. Бесконечности больше нет. Космос где-то далеко и никак его не касается.
Счет времени теряется быстро. Так и должно быть. Философский настрой восточного человека помогает контролировать свои ощущения. Циремпил знает: ему может показаться громадным периодом, веком, тысячелетием то, что где-то там, в живом и живущем мире, является десятком или парой десятков минут. И потому он не знает, через какое время снова открывается дверь и заходит человек среднего роста. Свет в комнате не зажигается, и видно только яркое пятно дверного проема – до неестественности яркое после мрака. И силуэт в этом проеме. Что можно сказать, наспех рассмотрев силуэт? Только то, что вошедший в комнату человек, судя по всему, немолод, но крепок физически. Лица не видно.
Человек стоит так около минуты, внимательно рассматривает в полумраке прикованного к креслу Дашинимаева, сам оставаясь невидимым. Наконец рука его тянется к стене на уровне бедра – там выключатель. Свет вспыхивает неожиданно ярко и бьет по глазам так, что Циремпил зажмуривается.
А когда открывает глаза, он невольно вздрагивает и пытается отшатнуться вместе с креслом, к которому прикован, потому что видит перед собой себя самого...
Растерянность длится недолго. Уже через мгновение Циремпил понимает, что это не совсем он, вернее, можно предположить, что он таким когда-то станет – лет через двадцать, потому что человеку, вошедшему в подвальную комнату, уже, несомненно, не менее шестидесяти лет...
– Можете не вставать... – шутит вошедший, разговаривая по-русски с небольшим акцентом.
Циремпил молча ждет продолжения. Невозмутимо, не пререкаясь. С достоинством. Откуда-то приходит уверенность, что с появлением этого человека его ждут уже меньшие физические мучения. По крайней мере, избивать не будут. Оно и понятно... Они так похожи. Кто же захочет избивать почти самого себя...
Человек что-то громко говорит на незнакомом языке. Из-за двери появляются двое тюремщиков, что привели недавно в подвал Дашинимаева, приносят стул, который ставят против кресла. Еще несколько властных, но сдержанных слов. С Циремпила снимают оковы, и он тут же разминает руки, только сейчас почувствовав, как сильно они затекли. Тюремщики остаются стоять по сторонам, готовые в случае необходимости выполнить любую команду. Но команда звучит совсем иная. И не очень им нравится, как понимает Циремпил, потому что вызывает встречный вопрос, произнесенный предупреждающим тоном. Но команда повторяется теперь уже резче, с откровенным властным окриком, и тюремщики нехотя удаляются, закрыв за собой дверь.
– Вас, несомненно, удивляют странные обстоятельства, в которых вы оказались...
Циремпил молча ждет продолжения, не отвечая на слова, которые ответа и не требуют. Он отлично понимает, что избили его именно по приказанию этого странного человека и без такого приказания никто бы не решился это сделать. И вообще все здесь, в том числе и само похищение, и убийство профессора Родича, делается и сделано по его приказанию. Но человек пока желает показать свою личную доброту и чистосердечие – медовый голос говорит об этом откровенно. Собеседник, однако, ждет. Не получив ответа, улыбается слегка виновато:
– Меня зовут Кито. И я признаюсь, что являюсь главным виновником всех ваших неприятных переживаний. Причину моих действий вы, должно быть, уже прочитали на моем лице. Мы же с вами как братья-близнецы...
– Если только вас заморозить как следует, а мне дать возможность прожить еще лет двадцать в тишине и покое, может возникнуть такое впечатление... – мрачно соглашается Циремпил, свободно забросив ногу на ногу – вольная поза, принятая в пику собеседнику, сидящему чинно, положив ладони на колени.
Это проверка. Циремпил понимает, что просто так его не похищали бы и не убивали бы ни в чем не повинного известного человека, если бы не необходимость. Господин Кито очень в Циремпиле нуждается. И даже понятна причина этого – он нуждается именно в его лице... Не случайно два охранника, недавно избивавшие Дашинимаева, били в основном в корпус и наносили очень слабые и старательно-аккуратные удары по лицу, словно боялись на нем следы оставить. Это Циремпил только сейчас, задним числом сообразил. А если так, то стоит проверить, насколько остро чувствуется у господина Кито эта нужда в двойнике. Хотя здесь перебарщивать тоже не следует, потому что даже по корпусу тюремщики бьют больно.
– Неужели я настолько стар?.. – смеется Кито. – Странно, но сам этого обычно не замечаешь... Самому всегда кажется, что ты еще в расцвете лет и сил... Но это не великая беда... И с этой проблемой мы как-нибудь справимся...
– Чего вы от меня хотите?
– В первую очередь я хочу с вами поближе познакомиться, понять, что вы за человек, а потом уже принять решение...
– Давайте знакомиться... – с выдохом соглашается Циремпил.
ГЛАВА 4
1
Доктор отослал запрос напрямую в Лион, но ответ приходит в адрес офиса московского бюро подсектора, поскольку в штаб-квартире не знают, где находится в настоящее время Доктор. Басаргин принимает сообщение, сразу запускает в распечатку, всматривается в несколько фотографий, приложенных к нему, передает фотографии Ангелу с Пулатом и только потом начинает читать.
– В ответ на ваш запрос сообщаю. Присланные вами фотографии идентифицированы центральным компьютером. На всех фотографиях изображена мадам Джамиля Джиндан, гражданка Франции алжирского происхождения, 1955 года рождения. Из бедной интеллигентной семьи арабов-эмигрантов. Дочь учителя рисования и переводчицы со староарабского языка. Два года училась в техническом университете Сен-Дени, но так и не окончила его.
В настоящее время находится в международном розыске по линии Интерпола, французской полиции, полиции Великобритании, Испании, Колумбии и ФБР США. Впервые стала известна в юном возрасте в начале восьмидесятых годов как приближенное лицо Карлоса. Проживала во Франции легально. Однако поводов к ее задержанию не было...
– Приближенная Карлоса, и не было повода к задержанию? – спрашивает из своего привычного угла, где он всегда сидит, Дым Дымыч Сохатый.
– У них законы дурацкие... Я слышал, что Карлос даже женился, уже сидя в тюрьме... – комментирует вопрос Пулат. – Жену же тоже не арестовывают...
– Он женился на своей адвокатше, тоже офранцуженная арабка... – добавляет Ангел. – Она баба деловая. Сразу после свадьбы втрое повысила свои гонорары. И все равно отбоя от клиентов нет. Целую адвокатскую контору открыла.
– Нам бы их законы, да еще в советские бы времена... Так, глядишь, и я как-то отвертелся бы от зоны...[15] – посмеивается Сохатый. – Сейчас не сидел бы с вами, а получал бы заслуженную нищенскую пенсию и в ус не дул...
– Сначала ус отпусти... – советует Пулат. – Ты хорошо будешь смотреться с усами... И даже с одним усом, в который не дуют...
– Мне рассказывали, что во Франции вообще обстановка с мусульманами сложная... – говорит Басаргин. – Им проще арестовать своего, чем какого-нибудь араба... Сразу шум поднимается... Дискриминация... Недавно Брижит Бардо судили и крупно оштрафовали за то, что она против арабов резко выступила. Непонятно только, кто кого там дискриминирует... По демографическим прогнозам, там скоро количество избирателей-арабов превысит количество избирателей-французов... Ждут серьезных проблем... Но... Мы отдалились от темы... Я продолжаю и прошу не перебивать... Итак, очевидного повода для ареста не было, и за ней только время от времени присматривали... Потом Джиндан исчезла из поля зрения французской полиции и объявилась в Колумбии... Тогда попала в сферу интересов Интерпола как крупный кокаиновый дилер. Причем стала дилером, практически не имея собственных средств. Очевидно, работала с деньгами Карлоса. Чуть позже занималась поставками оружия колумбийским партизанам. Но этот факт не доказан. Была арестована в Испании, но совершила побег по дороге в здание суда. По косвенным данным, побег был организован по просьбе Карлоса боевиками баскской террористической организации ЭТА в обмен на большую партию «состава „С“[16] и «семтекса»[17]. После побега Джамиля Джиндан полностью переходит на нелегальный образ жизни и теснее сотрудничает с Карлосом. Принимает участие в некоторых громких террористических актах. Впоследствии работает с собственной группой, большей частью на Ближнем и Среднем Востоке. Есть данные, что Джиндан стажировалась в специальных лагерях в Ливии, в первую иракскую войну ее видели в Кувейте, где была совершена попытка крупного террористического акта против американских военных. Накануне событий 11 сентября в Нью-Йорке Джиндан провела неделю в США и имела прямые контакты с людьми, связанными с террористическими акциями, после чего попала в картотеку ФБР. Дальнейшее местонахождение и род занятий неизвестны. Прямой связи Джамили Джиндан с террористическими актами в последние годы не зарегистрировано.
– В молодости она была, наверное, красавицей... – говорит Ангел и кладет на стол распечатку с фотографий. – А по какому поводу мы ею интересуемся?
– Кто посылал запрос?
– Это ты у нас спрашиваешь? – удивляется Пулат. – Насколько я понимаю, связь со штаб-квартирой ведешь только ты... Кроме тебя, этим занимаются Доктор и Тобако, но их сейчас нет на месте...
– Да, может быть, запрос был от них...
Басаргин включает спикерфон и набирает номер мобильника Тобако.
– Слушаю, Саня...
– Привет. Как дела?
– Сегодня вылетаю. К вечеру буду на месте, – сразу отвечает Андрей, не углубляясь в тему при разговоре по телефону.
– Ты в Лион запрос посылал?
