там меня беспокоит, а я никак не пойму – что... Предупредить, что «Пирамида» вступает в работу и здесь. Во избежание эксцессов... Можешь сообщить, что Александра выехала в Дрезден для опознания Дашинимаева... Вот, в общем-то, и все.
– Доброе утро, Владимир Васильевич, – говорит Андрей в трубку и тут же добавляет полную громкость, чтобы Доктор мог, по возможности, услышать разговор. – Тобако вас беспокоит.
– Доброе утро, – отвечает генерал. – А где наш большой в прямом и переносном смысле слова друг Виктор Юрьевич?
– Рядом стоит.
– Я вынужден сообщить ему неприятное известие. Мне только что звонил начальник райотдела милиции. Против Гагарина собираются возбуждать уголовное дело по факту избиения сотрудника милиции с нанесением тяжких телесных повреждений. Перелом челюсти и сотрясение мозга... Это не шутки... Сам мент сейчас в больнице... Хорошо хоть сотрудник нес дежурство в свободное от службы время... Иначе было бы гораздо хуже. Мои уговоры на ментовского начальника никак не подействовали. Это у них не первое столкновение с сотрудниками ФСБ, и Доктор попал в межведомственную перепалку. Единственное, что я сумел замять, – на Доктора не будут подавать, как на пособника в угоне автомобиля, принадлежащего этому менту... Именно на нем, очевидно, уехала мадам Джиндан.
Тобако переглядывается с Доктором, который почти все слышит и потому слегка повеселел. Он такие обороты ситуации всегда воспринимает как забавное развлечение.
– Известие, Владимир Васильевич, неприятное... Но не смертельное... Я думаю, мы сумеем уговорить мента не подавать заявление, в противном случае мы его просто посадим сами.
– Каким образом?
– Хотя бы за пособничество террористам.
– Невозможно доказать. Я уже разговаривал с заместителем прокурора области. Он здесь сидит безвылазно. Самое большее, что можно менту предъявить, – это нарушение должностных обязанностей при исполнении функций охранника частного предприятия. В этом случае взыскание накладывается хозяином заведения, которое он охранял. И все!
– Мы накопаем другие материалы. Нет на свете мента, которого не за что было бы посадить. Это я вам гарантирую. Если даже это не поможет, в бой вступит не Интерпол, а спецназ ГРУ. Это менту обойдется гораздо дороже.
Доктор внезапно теряет к разговору интерес, отходит в сторону от Андрея, садится на диван и обхватывает голову двумя своими громадными лапищами. И начинает то ли стонать, то ли мычать...
Андрей зажимает рукой трубку.
– Не плачь, Витя, мы тебя спасем, – смеется он.
Виктор Юрьевич не плачет. Виктор Юрьевич про веселость внезапно забывает и мучается, как мучился ночью. Он никак не может вспомнить, что такое важное упустил, вернее, что заметил, но не придал сразу этому внимания.
Андрей тем временем продолжает разговор с генералом и договаривается о взаимовыгодном обмене информацией. Обещает принести распечатку сводных данных, присланных Басаргиным, в обмен на копии протоколов допросов и обыска.
– Когда приедете?
– Могу прямо сейчас.
– Я жду вас.
Тобако возвращается быстро. Он, слегка злоупотребляя терпением Людмилы, ездил на ее машине даже без доверенности. Впрочем, не родился еще сотрудник ГИБДД, который сумел бы за ним угнаться, даже когда он едет на простой машине, а не на своем «БМВ», собранном по заказу Интерпола.
Андрей выкладывает на стол перед Доктором ксерокопии протоколов. Целую стопку, по отдельности скрепленные степлером. Все они без грифа секретности, хотя должны бы были его иметь. Доктор сразу обращает на это внимание и стучит по правому углу первого же документа пальцем.
– Что-то убрали из текста? – интересуется мрачно.
– Астахов говорит, специально для нас просил не проставлять гриф. Ставят гриф только на папке. Якобы не все документы секретны. Я сказал ему за это «спасибо»... От твоего имени... Чтобы посочувствовал и не дал посадить тебя...
Доктор отдает протоколы допросов Андрею, а сам начинает сразу читать протокол осмотра потайной комнаты в подвале кафе. Московские опера сработали тщательно. До сантиметра замеряли все расстояния и размеры. Приложили схему. Дали подробное описание каждой детали...
– Вот же оно! Вот... Я же говорил, что-то у меня в голове вертится... – Виктор Юрьевич рычит так, что люди за ближайшим углом на улице испуганно оборачиваются, и поднимается из-за стола так решительно, что чуть сам тяжеленный письменный стол из мореного основательного дуба не роняет. И начинает ходить по комнате стремительно и возбужденно, словно рассерженный тигр в клетке. Имей Доктор Смерть хвост, он непременно переломал бы им себе ребра, нахлестывая собственные бока.
– Никак вспомнил?
– Обязательно... Он у меня перед глазами промелькнул, я не придал значения такой мелочи... Мне срочно нужны все данные на этого мента. Срочно!
– Кто у тебя перед глазами промелькнул? Объясни...
– Ключ... В протоколе написано – «ключ от почтового ящика». Это не от почтового ящика ключ, а от наручников. Я мента сковал наручниками, искал ключ у него. Ни в чехле, ни на связке нет... В связке, видимо, ключи от квартиры, от машины и, возможно, ключ от того же подвала... «Задним умом» вспоминаю... Да, кажется, и от подвала... А потом... Я только мельком эту комнатушку осмотрел... Там ключ от наручников валялся, на кровати... Ключ от наручников... Мент только недавно был в той комнате... Ключ обронил... Он связан с Джиндан...
Тобако улыбается во все лицо и плюхается в кресло. Доволен.
– Сами провернем или Астахову сдадим?
– Сами. И у нее были ключи от его машины...
Доктор решителен и уверен в своих силах.
– Тогда не спрашивай у меня данные, садись за компьютер и забирайся в сеть управления кадров областного МВД. Ты у нас штатный хакер...
Тобако выкладывает еще один лист, принесенный им от генерала. Данные на старшего лейтенанта районного отделения милиции...
2
Циремпил Дашинимаев кивком прощается с преподавателем английского языка и возвращается к окну. Вчера он обратил внимание на дом напротив и чуть-чуть наискосок. Аккуратный, хотя и старый, хотя и не такой ухоженный, как дом господина Кито. Вернее, обратил внимание не на сам дом, а на флигель, стоящий почти вплотную к бетонному, беленному известью забору. Чердачное окно флигеля не закрыто, что для зимнего времени года явно некстати. Пусть даже и для относительно зимнего, потому что такую дождливую зиму язык не поворачивается назвать холодной, но и теплой ее тоже назвать трудно. Зная аккуратность немцев, их бережливость в отношении к воде, электричеству и теплу, он понимает, что оставлять окно открытым они без надобности не будут.
Значит ли это, что есть такая надобность?
Циремпил всегда отличался отличным зрением. Зря, что ли, он хороший охотник-следопыт и прекрасный стрелок! И начинает присматриваться к этому чердачному окну внимательнее. Вроде бы в сторону смотрит, а в действительности его узкие глаза видят гораздо больше многих глаз, открытых более широко. И в результате он замечает за чердачным окном какое-то движение. Непонятно какое, но движение есть. Несколько раз, хотя солнце и не проглядывает сквозь плотно обложившие город тучи, он видит, как что-то из темноты поблескивает. Вроде бы два окуляра... Бинокль... Сама собой приходит догадка...
За домом господина Кито наблюдают...
Наблюдают с какой целью?
И – главное – кто наблюдает?
Первое, что приходит в голову: господин Кито не зря кого-то опасается, не зря прячется от неведомых врагов... И совсем не зря он оставил вместо себя здесь Циремпила. Подставил, а не оставил – так сказать будет точнее. Он хочет, чтобы убили Циремпила, а посчитали, что убили его самого. Тогда он сможет существовать спокойно. Сменит имя, переедет куда-то и забудет об опасности. И враги будут удовлетворены...
Быть мишенью не слишком приятно. Оценив это, Циремпил отходит от окна. Но потом вспоминает, что господин Кито предупредил его, что стекла бронированы. Это успокоило и позволило удовлетворить свое любопытство полнее.
Потом стали приходить и другие мысли. Может быть, господину Кито и в самом деле нужно только алиби? Нужно, чтобы кто-то видел, что он здесь, на месте, а он будет в это время творить свои черные дела и не нести за это ответственность?
Так думать, конечно, приятнее. Но чувство опасности все равно присутствует и заставляет ощущать неуютность под чьим-то пристальным присмотром.
Рауль входит в комнату как раз в тот момент, когда Циремпил стоит у окна.
– Я вас предупреждал, что мы сегодня поедем в банк. Вы там даже не разговаривайте, чтобы не выдать себя произношением. Горло для наглядности мы забинтуем. Вы просто прокашляетесь перед окошком и сделаете мне знак, я все скажу сам. Потом заполните чек, распишетесь и получите деньги. Вот и все...
Циремпил кивает и отходит от окна. Рауль занимает его место, и... Циремпил отчетливо видит, как взгляд Рауля сразу устремляется к чердачному окну флигеля.
Значит, Рауль знает о наблюдении.
– И как вам это нравится? – неожиданно сам для себя спрашивает Дашинимаев, хотя только что еще ни с кем не собирался обмениваться мнением по поводу происходящего.
– Что вы имеете в виду?
Голос у Рауля спокойный, но поворачивается от окна он настолько резко, что выдает себя этим.
– Я имею в виду наблюдение за домом...
– А... Это... – Рауль быстро сдается на милость победителя, но не складывает оружия, а только меняет тактику, переходя к откровенному изменению понятий. Это даже по голосу чувствуется. Актер из него довольно плохой. – Они уже несколько месяцев за нами следят. Сначала в Америке, теперь в Европе... Пусть... Хотя и надоедают порой...
– Это убийцы? – откровенно спрашивает Дашинимаев.
