– О, даже есть опыт. Это хорошо.
– Я капитан русского спецназа. С большим опытом диверсионной работы.
– К сожалению, про свое звание тебе придется забыть, – сказал увалень. – Будь ты хоть генералом… Там все звания равны. Добывай погоны в бою или формируй свое подразделение. Мы сможем отправить его целиком. Естественно, ты в этом случае примешь участие в дележке прибыли.
– Ладно, рядовым так рядовым… Там разберемся. Еще русские есть?
– Русские больше воюют на другой стороне. Хотя иногда и нам встречаются. За последние три месяца двое было. Из Штатов подкатили. От полиции сматывались. У тебя как отношения с полицией? Не бойся, мы свои деньги копам не дарим…
– Не позавидуешь?
– Оформляться будешь по своим документам?
– Желательно – нет!
– Хорошо. Это кое-чего стоит, но в целом – пустяк. Двести американских долларов. Если денег нет, вычтем из аванса.
– Есть… – Слава выложил на стол две сотенные бумажки. По тому, как жадно схватил их суетливый, можно было понять, что «туристы» не слишком балуют агентство своим вниманием.
Увалень сходил в соседнюю комнату за фотоаппаратом, посадил капитана перед белой стеной и сфотографировал несколько раз.
– Все. Завтра после обеда заходи. Документы будут готовы. Но получишь их вместе с авансом только при посадке на самолет.
– Устроиться у вас негде?
– Только в спортивном лагере под городом, – сказал увалень. – Но там никаких удобств, и далеко добираться, если машины нет. Лучше подыщи гостиницу. Я могу дать пару адресов, куда полиция не часто заглядывает.
– Можно и у меня, – вступила в разговор до того молчаливо курящая девушка и посмотрела на Славу прямо и с вызовом. Глаза у нее были с откровенной шизюминкой. – Место есть.
– У тебя кровать узкая, – пошутил увалень и не смог увернуться от полетевшей в голову тяжелой книги – реакция у парня далеко не «пса войны».
– Меня зовут Гузель, – сказала девушка и поднялась. – Я сама из Боснии. Пошли, что ли…
«Немного костлявая, – решил Слава, – но вообще-то не безобразная…» И в нем проснулся былой галантный поклонник женского пола.
На самолет его тоже провожала Гузель. Фамилия у нее была славянская – Матич.
Две ночи перед этим они почти не спали. Изголодавшийся по женскому телу Слава шутил:
– Твоего темперамента хватило бы, пожалуй, на целый батальон. Что взять с одного-единственного разнесчастного капитана.
– Ты только вспоминай меня иногда там, в Боснии. И воюй за меня… Чтобы каждый убитый серб – за меня. Понимаешь…
Он кивал, хотя сразу, когда ему предложили Боснию, для себя проблему решил. Даже по канадскому телевидению рассказывали ужасы о русских наемниках, воюющих на стороне сербов. Русские спецназовцы… Кто они? Да такие же, как он, парни, не нашедшие себя в новой жизни. И они ему, конечно, гораздо ближе арабских наемников, которых он сам в Аравии и обучал. Хорошо старался учить на свою голову, но сам-то отлично знал, что ни один из его подопечных в сравнение не шел ни с ним самим, ни с любым парнем из воевавших с ним рядом в том же самом Афгане. А может быть, в Боснии ему и друзья встретятся. Где они теперь, его друзья, с которыми столько пришлось пережить? О том, что в Российской армии творится, он тоже отлично знал. Пусть по слухам, через третьи руки не всегда добросовестных репортеров, но слуха без правды не бывает. И скорее всего многих знакомых можно найти именно на сербской стороне. А сам он и дня решил в боснийской армии не задерживаться. Что-что, а перейти линию фронта там, где этой линии и в помине нет, – это он сумеет без проблем.
Как же называется эта часть, про которую больше всего говорят? Кажется, «русский черный батальон». Точно. Так. Вот к ним и перейдет сразу после приземления в Сараеве. И – прощай, боснийцы, прощай, Гузель…
Только бы побыстрее.
Европа манила его. Европа была ближе к дому, чем Канада. Но еще его снова манила война. Он, как и Сохно в далекой Чечне, чувствовал абстинентный синдром. Абстинентный синдром войны.
Милиция приехала почти сразу. Они не слишком долго допрашивали Игоря – прибывший по вызову дежурного главный врач госпиталя категорично предупредил их, что капитан в плохом состоянии после дневного покушения и его долго беспокоить нельзя. Сильно смущал их только метательный нож и сам бросок этого ножа. С таким милиционеры столкнулись впервые. Видели в кино, как бросают ножи, – но это же кино… Сами пробовали в детстве, но о результатах скромно молчали. А тут – опередить выстрел, убить наповал!
Капитан вызывал уважение.
Опоздав к приезду оперативной следственной группы, появился начальник городского уголовного розыска. Его тоже сняли с постели. Как понял Игорь, шум поднял подполковник Быковский, который сам заявился последним. Он молча стоял в стороне и изредка подмигивал или улыбался капитану, таким образом поддерживая.
Последним приехал генерал-майор Мирошниченко. Он недолго и невнимательно слушал разговоры милиционеров, потом поговорил шепотом с Быковским, махнул рукой и завелся, не стесняясь присутствия медсестры из соседнего отделения, приглашенной на всякий случай в травматологию взамен оглушенной и связанной преступником здешней медсестры, которую сейчас откачивали в отдельной палате дежурные врачи. Генерал около пяти минут без остановки и очень красиво матерился, заставив разинуть рты и милиционеров, и испытанных крепким словом офицеров в отделении. Репутацию разведки он поднял этим на небывалый уровень. Но закончил пространную и малопонятную речь он вполне мягко:
– Быковский. Звони, поднимай по тревоге роту спецназа, весь город пусть прочистят… мать вашу… от всякого отребья…
И ушел, не сказав ни слова главному действующему лицу происшествия. Подполковник Быковский, естественно, понимал, что генерал погорячился и дал такой приказ только для посторонних ушей. Тем паче что подчиненная разведуправлению отдельная рота спецназа была отсюда далековато. Но Согрин видел по его хитрой улыбочке, что подполковника так и подмывает только ради смеха этот приказ выполнить. Однако на этот раз дядя Вася сдержался и только спросил врача:
– Товарищ полковник, можно ли перевезти травмированного в другой город? Это ему не навредит?
– Куда?
– В Бурятию.
– Исключено. Полный покой!
Быковский с ухмылочкой огляделся по сторонам, ища подтверждения «полному покою» вокруг, и сказал уже совершенно жестко, словно это он здесь командовал, а не начальник госпиталя:
– В таком случае я буду вынужден установить около палаты круглосуточное дежурство.
Полковник растерялся и не посмел возразить. Он боялся одного слова – разведка и не знал, что за люди стоят за этим словом. Хотя, возможно, здесь сыграло совсем другое – самого Игоря полковник хорошо знал, знал и отца Игоря и потому беспокоился о больном, на которого в течение суток было совершено два покушения.
Быковский ушел звонить, и буквально через пятнадцать минут появились при автоматах двое солдат из расположенного неподалеку разведцентра. Они заняли посты по обе стороны двери.
– Сейчас к вам в роту звонят, – с сочувствующим кивком сказал подполковник Игорю. – Твои ребята на своем самолете прибудут. Лучше, чем они, никто тебя не сохранит, я так думаю…
Игорь безучастно кивнул. Он смертельно устал, раскалывалась и страшно кружилась даже в сидячем положении голова, тошнило, мутило, и это все мешало сосредоточиться, думать, говорить… Хотелось одного, чтобы унесли наконец мертвого, чтобы закончились бесконечные разговоры, чтобы убрались поскорее все эти люди…
Уходивший куда-то начальник уголовного розыска вернулся с переплетенной папкой. Смотрел в нее, смотрел на убитого, потом опять в папку, показал другим.
– Он.
– Но он же сейчас сидит… – непонимающе сказал начальник. – Он же в зоне, на строгом, за колючкой… Как это может быть? Если бы бежал, нам бы сообщили… Обязательно…
И он опять ушел звонить. На сей раз дежурному по областному управлению, чтобы тот связался с зоной и выяснил ситуацию.
С большим опозданием приехала следственная бригада КГБ. Кто-то все же сообщил и им о небывалом переполохе в госпитале. Эти нагло и быстро отобрали все протоколы у милиции и решили провести все допросы заново. Начать хотели опять с Игоря.
Он мученическим взглядом посмотрел на следователя с погонами майора, который не потрудился даже надеть белый медицинский халат, как все остальные, приходившие сюда, в том числе и генерал.
– Да пошел ты к… – сказал Игорь и отвернулся лицом к стенке.
– Товарищ капитан, я по званию майор и попрошу соблюдать субординацию, – следователь был предельно жесток. – Если вы не хотите отвечать на вопросы здесь, я прикажу доставить вас в управление. В нашем следственном изоляторе нет таких условий для лечения. Но вы, как офицер, сможете и это вытерпеть…
Подошел Быковский, который все слушал из-за двери и до этого момента в ситуацию не вмешивался.
– Товарищ майор, я по званию подполковник. И потому просто приказываю вам очистить помещение. Тем более, вы почему-то без медицинского халата. Капитан Согрин находится в тяжелом состоянии, и, если вы не прекратите свои издевательства, я прикажу дежурным солдатам подчиненной мне части выбросить вас за дверь вместе со всей вашей бригадой. Они спецназовцы, они сумеют справиться с вами всеми. И я, как старый десантник-спецназовец, им помогу.
Игорь слышал, как блефовал Быковский. Солдаты разведцентра не имели никакого отношения к спецназу, там служили только водители и радисты, но майор-следователь, наслышанный, видимо, о спецназе ГРУ и о самом капитане Согрине, возможно, даже читавший материалы о страшном вьетнамском рейде, кроме того, видящий перед собой наглядное доказательство – труп преступника, пошел на попятную.
– Товарищ подполковник, у меня приказ. Мне необходимо допросить капитана Согрина.
– Вы сможете допросить его завтра… Или послезавтра… Это уже зависит от того, в каком состоянии он будет. Помимо этого, у вас есть протокол милицейского допроса. Вы сначала внимательно ознакомьтесь с ним, возможно, у вас и не возникнет дополнительных вопросов. А тревожить больного нельзя.
