Но как быть с состраданием? Добрыми самаритянами? Обязанностью помогать? Можем ли мы позволить этим интеллектуальным конструкциям направлять наше поведение, когда мы сталкиваемся с ситуацией жизни и смерти, а вышеприведенные указания по Спасению рекомендуют, чтобы мы остались в стороне и отказали в помощи?
Прошу не путать мои слова с жестокосердием или жестокостью. Конечно, мы остановимся, чтобы помочь пострадавшему или умирающему человеку. Конечно, мы протянем руку помощи больному или нуждающемуся. Я говорю здесь об оказании помощи на протяжении длительного периода времени, когда партнер не прилагает таких же усилий, как мы.
Как нам определить, что мы берем на себя чужую долю работы, помогая другому человеку? Это не всегда очевидно. Стараясь установить отношения, свободные от Спасения, некоторые люди доводят этот принцип до крайности. Они приходят к ошибочному заключению, что отказ от Спасения означает отдаление и непринятие на себя каких-либо обязательств, уклонение от теплых, заботливых отношений с человеком, нуждающимся в помощи, подозрительность в любой ситуации, которая взывает к нашему сочувствию. Я имею в виду совсем другое: когда уклонение от Спасения достигает подобной крайности, это становится завуалированной (или не столь завуалированной) формой Преследования.
Выполнение своей доли работы в отношениях — это намного более тонкий процесс, чем просто остаться в стороне. Рассмотрим следующий телефонный разговор, состоявшийся у меня однажды с мужчиной, который в конце концов присоединился к одной из моих групп:
Ш.: Алло.
Э.: (удивленный тем, что слышит мужской голос, а не оператора службы-автоответчика) Алло, могу я поговорить с мистером Штайнером?
Ш.: Это доктор Штайнер.
Э.: (огорченно) О, я не надеялся застать вас дома.
Ш.: Я слушаю. Чем я могу вам помочь?
Э.: (несколько неуверенно) Я звоню, потому что моя сестра считает, что я должен с вами поговорить.
Ш.: О чем?
Э.: Ну она говорит, что я — алкоголик.
Ш.: (оживившись): Так-так, спасибо за звонок. Как вы это понимаете?
Э.: (испуганно) Что?
Ш.: Быть алкоголиком.
Э.: Ну, если быть совершенно откровенным, я не уверен, что понимаю. Мне кажется, что я алкоголик.
Ш.: Хорошо. Что я могу для вас сделать?
Э.: Ну, я вообще-то не знаю.
Ш.: (вежливо) Если вы не знаете, то я наверняка не знаю. Почему бы вам не перезвонить мне, когда вы будете знать, что вам от меня нужно? Обычно меня легко застать, и вы можете...
Э.: (тревожно) Она сказала, что вы проводите занятия с алкоголиками.
Ш.: Верно. Вообще-то это не занятия, а терапевтические сеансы.
Э.: Я думаю, мне стоит прийти на один из сеансов.
Ш.: Для чего?
Э.: Ну, чтобы попробовать.
Ш.: Это было бы неплохо, но мне кажется, что у вас нет особого желания прийти. (Пауза, никакой реакции со стороны мистера Э.) Почему бы вам не сказать своей сестре, что вы поговорили со мной и мы согласились, что это, вероятно, не поможет. Таким образом она будет удовлетворена, а я смогу вернуться к делам, которыми занимался перед тем, как вы позвонили.
Э.: (облегченно) Вы полагаете, что это не поможет? Но почему?
Ш.: Ну, потому что у вас нет особого желания этим заниматься, а терапия не может помочь людям,
