даже целых обществ.
Например, исследование «Музыкальная лаборатория», которое я обсуждал в третьей главе и которое показало роль социального влияния в определении успеха, включало почти 30 тысяч участников. 50 лет назад, возможно, кто-нибудь и придумал бы такой эксперимент — тогда социальные психологи только начинали изучение влияния и группового принятия решений{303}, но до недавнего времени проведение его было логистически невозможно по одной-единственной причине: втиснуть столько народа в обыкновенную лабораторию просто нереально. Аналогичным образом исследование «лидеров мнений» на
Другие описанные мной исследования (такие, как эксперимент «тесного мира» из пятой главы) были возможны и до изобретения Интернета — однако не в том масштабе, в котором их провели в итоге. Эксперимент Милграма, например, включал всего 300 участников, отправлявших бумажные письма одному адресату в Бостоне. Опыт, основанный на электронной почте, который мы с коллегами провели в 2002 году, включал более 60 тысяч участников, направляющих сообщения одной из 18 целей, находившихся в 13 разных странах. В его ходе цепочки сообщений прошли через 160 разных стран — таким образом, несмотря на все свои недостатки, исследование стало грубым тестом гипотезы «тесного мира» на истинно глобальной основе. Аналогичным образом «полевой» эксперимент Дэвида Рейли и Рэндалла Льюиса по эффективности рекламы, описанный в девятой главе, был похож на те, которые проводились в прошлом{305}, — но с 1,6 млн участников оказался во много раз крупнее. Подобный размах впечатляет уже одной своей осуществимостью. Важен он и с научной точки зрения — порой изучаемые эффекты хоть и реальны, но очень малы, а значит, для выделения из постороннего шума требуется очень большое их количество{306}.
Рыбак рыбака
Другой тип исследований, провести который до недавнего времени было невозможно, касается явления, широко наблюдаемого в социальной жизни и известного в социологии как «принцип гомофилии» — идеи о том, что рыбак рыбака видит издалека. Куда бы социологи уже несколько десятилетий ни бросали взгляд, везде друзья, супруги, коллеги и приятели в отношении целого ряда свойств — таких, как раса, возраст, пол, доход, образование и даже мнения — оказывались больше похожими друг на друга, чем незнакомцы{307}. Но откуда же берется это сходство? На первый взгляд ответ очевиден: люди склонны формировать связи с похожими на себя, поскольку, правильно это или нет, именно с этими людьми они предпочитают проводить свое время{308} . Такое объяснение построено на здравом смысле и упускает из виду то, как именно мы выбираем себе друзей. А выбираем мы их среди тех, с кем встречаемся, — то есть в основном это наши коллеги, члены организаций, к которым мы принадлежим, люди, которым нас представили общие знакомые. Мало того, доказано, что многие из этих социальных окружений изначально отличаются высокой однородностью — или гомогенностью — с точки зрения расы, пола, возраста и уровня образования. Как результат, не исключено, что наблюдаемое сходство связано с психологическими предпочтениями меньше, нежели с ограниченными возможностями, которые предоставляет жизнь{309} .
