рациональных, для максимизации собственной выгоды хладнокровно анализирующих все ситуации без исключения. Поскольку предполагается, что рационален любой человек, он должен учитывать, что все остальные люди анализируют ситуации столь же беспристрастно, как и он, — и соответственно планировать свои действия. Отсюда головоломка: рациональный человек предложит один доллар. Почему? Есть две причины. Во-первых, его интересует исключительно собственное материальное благополучие, а значит, он стремится оставить себе как можно больше. Во-вторых, он знает, что партнер — тоже рационален и, следовательно, понимая, что один доллар лучше, чем совсем ничего, согласится на предложение. В реальности, конечно, люди так не поступают.
20
Суть и результаты кросскультурного исследования игры «ультиматум» изложены в статье Хенрика Дж. и др. (Henrich J. et al.) «In Search of Homo Economicus: Behavioral Experiments in 15 Small-Scale Societies» (2001). Обзор результатов проведения игры «ультиматум» в промышленных странах представлен у Кэмерера К., Левенштейна Г. и Рэбина М. (Camerer C., Loewenstein G. & Rabin M. «Advances in Behavioral Economics», 2003).
21
Другим следствием культурной укорененности здравого смысла является то, что «факты» — самоочевидные, неприкрашенные описания объективной реальности — часто представляют собой ценностные суждения, зависящие от других, казалось бы, несвязанных особенностей социально-культурного ландшафта. В качестве примера рассмотрим следующее утверждение: «Полиция скорее отреагирует на тяжкие преступления, чем на менее серьезные правонарушения». Согласно проведенным по данной теме эмпирическим исследованиям, так оно и есть и так подсказывает здравый смысл. Тем не менее, как отмечает социолог Дональд Блэк, сам факт реагирования полиции заставляет потерпевших считать преступления, жертвами которых они стали, «серьезными». С этой точки зрения тяжесть содеянного определяется не только его характером — грабеж, кража, нападение и т. д., — но и положением людей, к заявлениям которых полиция склонна прислушиваться больше всего. Согласно Блэку, последние, как правило, образованные специалисты, живущие в дорогих районах. А значит, кажущееся на первый взгляд простым описанием реальности — тяжкое преступление привлекает внимание полиции — по сути есть ценностное суждение о том, что считается серьезным. Это в свою очередь зависит от других особенностей окружающего мира — таких, как социальное и экономическое неравенство, которые вроде бы не имеют никакого отношения к рассматриваемому «факту». Обсуждение проблемы смешения фактов и ценностей можно найти в статье Дональда Блэка (Donald Black) «Common Sense in the Sociology of Law» (1979). О том же самом — хотя и в несколько иных выражениях — пишет Говард Беккер (Howard Becker, «Tricks of the Trade: How to Think about Your Research while You’re Doing it», 1998, с. 133–134). «Фактические» утверждения об индивидуальных особенностях (рост, интеллект и т. д.), замечает он, есть всегда реляционные суждения, зависящие от социальной структуры. Например, в одном контексте человек может казаться «высоким», а в другом — «низким». Тот, кто плохо рисует, не считается «умственно отсталым» — в отличие от того, кто плохо считает или читает. Наконец, в книге «Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания» (1995) П. Бергер и Т. Лукман выдвигают более общую теорию превращения субъективных, подчас произвольных порядков, практик и убеждений в «факты» посредством социального конструирования.
