воспоминания. Чтобы он, зараза, потом неделю враскоряку ходил и месяц на баб смотреть не мог! Ладно, пусть трудится».
– Если цесаревна закончит личные дела до десяти вечера, то передайте, чтобы зашла ко мне, – велел император. – Если же нет, то ей будет письмо.
По пути в Ригу Сергей смог оценить яхту, в создание которой внесла немалый вклад его молодая жена. Суденышко, без затей несшее имя «Елена», легко шло чуть ли не против ветра! Причем довольно сильного, капитан Спиридов оценивал его в семь баллов. Угол между направлением, с которого он дул, и курсом яхты составлял градусов сорок пять, при этом «Елена» уверенно держала скорость около восьми узлов. В трех кабельтовых сзади, не отставая, шла вторая такая же яхта – «Елизавета».
На второй день плавания Новицкий подумал, что не очень удачно подобрал серию названий. Но он считал, что таких яхт будет всего две – все-таки они получились заметно сложнее в производстве и дороже «Спреев». Но насколько же лучше! Да, но тогда как прикажете называть следующие – продолжать линейку женских имен? До подозрений Лена, конечно, не опустится, но все же у нее может мелькнуть нехорошая мысль. И что теперь делать?
Назвать следующую яхту «Маврой», решил молодой царь. Вот уж про эту никто не станет думать ничего, выходящего за рамки приличий! А ту, которая пойдет после «Мавры» – «Анастасией». Про бабку Лена тоже вряд ли вообразит что-нибудь нехорошее. Ну а потом видно будет.
От раздумий императора отвлек голос капитана:
– Государь, волнение усиливается, и вам лучше пройти в каюту. На палубе сейчас должна оставаться только команда.
– Ладно, ухожу, – кивнул Сергей.
«Хороший моряк, – подумал он про капитана, – хотя ему всего двадцать лет. Но из них плавает он уже семь, причем именно плавает, а не где-то там числится. Да и фамилия вроде какая-то знакомая. По возвращении в Москву надо будет глянуть в планшете – вдруг он оставил заметный след в истории? Если так, то ничего удивительного в этом не будет».
«Елена» с «Елизаветой» прибыли в Ригу спустя двое суток после выхода из Штеттина. И тут случился сюрприз – вместо Анны Иоанновны императора ждало письмо от нее. В коем курляндская герцогиня сообщала, что она, к своему отчаянию, не может прибыть в Ригу по состоянию здоровья, и приглашала «своего царственного брата» в Митаву.
«Да ведь она мне никакая не сестра, а то ли троюродная, то ли вовсе четвероюродная тетка», – в растерянности подумал Новицкий. Или это просто принятое в дипломатии выражение такое? Надо будет уточнить у Головкина. И заодно узнать, является ли отказ выехать навстречу императору под таким предлогом дипломатическим оскорблением или нет – Сергей и в этом не был уверен. Вот, например, если набьют морду послу – это точно будет оскорбление, после которого надо или объявлять войну, или принимать симметричные меры. А тут как быть?
Немного подумав, император сел писать ответ.
«Дорогая царственная сестра, – начал он. – Приношу вам глубокое соболезнование в связи с постигшей болезнью, что в вашем возрасте может быть опасно. Но, несмотря ни на что, все же надеюсь, что вы выздоровеете и тогда мы сможем увидеться. Сейчас же это невозможно, ибо после моей болезни, от которой меня с большим трудом излечил великий целитель Шенда Кристодемус, у меня еще не до конца восстановилась иммунная система, что делает мой неокрепший организм уязвимым к инфекциям».
«Интересно, – прикинул Новицкий, – хотя бы слово «инфекция» эта старая зараза знает? То, что про иммунную систему она не в курсе, это точно. Хотя какая разница, понятны ей обоснования того, что император к ней не поедет, или нет. Тут важен сам факт».
Сразу после отправления письма герцогине «Елена» и «Елизавета» отчалили – молодой царь торопился в Москву.
К Санкт-Петербургу яхты подошли вечером, и царь отправился ночевать в Летний дворец, где перед сном имел продолжительную беседу с отцом Антонием про то, какие слухи из распускаемых людьми Нулина укоренились, а какие нет, и насколько питерцам был интересен сам факт спуска на воду царской галеры. Здесь никаких неожиданностей не было – уже появились разговоры, что эта посудина зачем-то нужна при запуске воздушных шаров. Причем один рабочий с верфи, крепко выпив в компании нулинских распускателей слухов, сам начал их убеждать именно в этом. Мол, вряд ли железяки с трубой, что туда впихнули, являются баней или пекарней. Потому как молодой царь неприхотлив, это все знают, и просто так на ненужную роскошь денег никогда не кидает. Оное устройство нужно для предварительного подогрева воздуха в шаре! Чтоб, значит, не возлагать такую задачу на установленную в нем горелку. Ибо та работает на керосине, а его надо экономить, больно уж дорог. А то, что стоит на галере, использует дрова. Правда, из-за этого оно и весит дай-то бог, люди чуть пупки не надорвали, впихивая его на место, но ведь ему же не летать. Оттого у галеры и мачты совсем небольшие, да к тому же разнесены на нос и корму. Чтоб, значит, в середине было где разместить надуваемый воздушный шар.
Что интересно, именно таких слухов люди старшего коменданта вообще не распускали.
Выслушав главного благочинного, Новицкий велел арестовать рабочего за разглашение государственной тайны, причем сделать это настолько явно, насколько получится, не вызывая подозрений, что это спектакль. А потом быстро доставить в Москву. По дороге обращаться с арестантом вежливо и бережно, дабы он не потерпел никакого, даже самого малого, ущерба в своем драгоценном здоровье. Сергей решил, что человек, смогший придумать такую в общем-то технически непротиворечивую гипотезу, наверняка способен и на нечто большее. Мозги у него точно есть, и он умеет ими пользоваться.
На этом встреча с руководителем ГБ завершилась, и Новицкий отправился спать.
Хоть император и спешил в столицу, он все же на полдня задержался в Новгороде для встречи с купцом Никодимом Владимировичем Уткиным, отцом известного аэронавта и владельцем бумажной мануфактуры.
Купец, предупрежденный всего за пару часов до визита, успел накрыть великолепный стол, коему молодой император отдал должное, но в молчании. Затем, вытерев губы салфеткой, начал:
– Уважаемый, у меня к тебе два дела. Первое, возможно, покажется не слишком приятным, но тут уж ничего не поделаешь. Итак, вы с сыном регулярно переписываетесь. Дело хорошее, но ведь чуть ли в каждом письме ты просишь за кого-то замолвить словечко передо мной! Я проанализировал просьбы, и не верю, что тобой двигал чистый альтруизм. Признавайся – подносят небось за просьбы-то? И, похоже, не так уж мало. Я прав?
– Да, ваше величество, – побледнел купец.
– Но ведь, если разобраться, ты тут вообще почти ни при чем. Замолвить должен сын, а дал ему такую возможность я, приблизив к своей особе. То есть тебе с того если что и причитается, так это небольшой процент.
Услышав последнее слово, купец воспрянул духом.
– Вот видишь, ты и сам все понял, – кивнул император. – Значит, от подношений отныне оставляешь себе четверть, а три четверти жертвуешь на развитие воздухоплавания в России. Ты, наверное, уже слышал, что бывало с людьми, пытавшимися меня обмануть? Не хотелось бы, конечно, применять репрессии против ближайшего родственника такого человека, как граф Глеб Никодимович, но придется, ежели ты не внемлешь моим настоятельным предупреждениям.
Новицкий специально употреблял явно незнакомые купцу слова для усиления эффекта своей речи.
– Да я… государь… да ни в жисть! Вот святой истинный крест на том целую. Но только как быть, ежели меня иногда благодарят натурой?
– Оценить ее по минимальным рыночным ценам и пожертвовать, исходя из оценочной стоимости.
– Так ведь, ваше величество, – замялся купец, – это ж какая натура-то… ее так сразу в деньгах и не оценишь. Я ведь вдов уже двенадцатый годочек, новую жену искать поздно, вот как-то потихоньку один и бедую.
– То есть как это не оценишь? – развеселился молодой царь. – Не волнуйся, есть у меня в Москве одна знакомая, она все расценки в этой области знает досконально. Значит, на днях пришлю тебе прейскурант, и ты согласно ему будешь производить пожертвования и с натурной оплаты тоже. Ибо грех это – на халяву блудить, мне духовник точно говорил. На чем, пожалуй, с первым пунктом можно закончить. Переходим ко второму, который наверняка покажется тебе более приятным. Итак, предлагаю расширить дело. Нужно
