решимости идти с опергруппой до конца и своими глазами хоть разок глянуть на легендарного злодея. Автограф они у него, что ли, просить собирались, не знаю…
Когда добрались до реки Смородины, я дал Мите приказ отвести возбуждённый народ шагов на пятьдесят в сторону и укрыть в засаде за поворотом. Кое-кто роптал, что из-за кустов им ничего не видно, но Баба-яга, придя на помощь, быстро навела порядок, пригрозив, что у первого же, кто без разрешения высунется, «сморчок отпадёт». Бабы хихикнули, а мужички, почесав в затылке, дали задний ход. Разумеется, глава экспертного отдела блефовала, но рисковать «сморчком» всё равно никто не посмел. И правильно. Тот же Митяй не раз так нарывался, думая, что бабка шутит, а она всерьёз…
Я же прошёл вперёд, шагнул на мост, пару минут медитируя на быстрое течение тёмных волн. Тишина. Ничто не предвещало скорого приближения гражданина Бессмертного. Может, мы всё-таки ошиблись с датой и временем? По идее надо было дождаться уточняющих указаний этого коварного террориста и уж тогда действовать наверняка.
— Никитушка, — позвала меня с берега бабка, — иди сюды. Вместе встанем, час пришёл…
Я прислушался. Птичье пение действительно стихло, но так всегда бывает на закате. Однако через минуту издалека донёсся стук копыт, и на той стороне моста появился всадник на взмыленном коне. Эстляндский рыцарь фон Паулюсус всё ещё продолжал служить своему чёрному господину. А я-то полагал, что после того перелёта он грохнется и одумается, но нет, увы…
— Мой господинн приближжается! Фсё ли гото-фо для обмена, сыскной фоеводда? — высокомерным тоном начал он, пристально вглядываясь в наш берег. — О! Да ты тутт не один. И старая женщщина здесь, и большой дерефенский парень. Ну что ж, фозможно, этто и к лучшему. Мой хозя-инн любит сфидетелей…
Он поднёс к губам медный охотничий рог и хрипло протрубил что-то вроде пионерской зорьки. Причём играл так фальшиво, что Митя, не спросив разрешения, одним махом, от бедра зашвырнул в него оглоблю на манер городошной биты. Очень удачно, потому как попал как раз в грудь и просто смёл предателя с лошади куда-то за дальний поворот. Оттуда мигом взлетели доселе молчаливые вороны, раздался тяжёлый звонкий удар металла о металл, и через полминуты мерзавец прилетел назад, удачно плюхнувшись прямо на свою лошадь!
— Хм, ну насчёт «удачно» это я поспешил, — тихо отметил я, потому что благородное животное, естественно, взвилось на дыбы и дало дёру обратно по тропинке. Рыцарь, сидя задом наперёд и смешно стукаясь забралом о конский круп, проклинал нас затейливо, по-прибалтийски.
— Чё энто было, Никитушка?
— Я так понимаю, сначала Митя попал в фон Паулюсуса, потом фон Паулюсус попал в Кощея, а Кощей попал фоном Паулюсусом в его же лошадь, и сейчас…
Конский топот возвестил о возвращении бумеранга, и уже нормально сидящий герой дня, подняв над головой меч, нёсся на нас с боевым кличем:
— Вира-а-ай!
За нашими спинами раздался ответный визг, и два горячих всадника устремились навстречу третьему.
— Шайтан тибе под хвост целовать, а не Марьянка-ханум! — орал храбрый Бельдым-бек.
— Пачему я весь в черкеске? Патаму что я черкес! Пачему кинжал на пузе? Патаму что галава-рэз! — песенно вторил ему храбрый джигит Coco, как бешеный махая над головой тонкой шашкой в серебре.
— Чудо, ежели себе самому ухи не отрубит, — прокомментировала Яга, а Митя смотрел на схватку трёх отважных воителей как заворожённый.
Мгновением позже на мосту произошла безобразнейшая драка, в завершение которой три свободные лошадки процокали мимо нас в город, а три булька возвестили о том, что борьба за титул «жених номер один» будет продолжаться уже на дне речки Смородины.
Я снял фуражку, скорбно склонив голову. Баба-яга сдержанно перекрестилась и сплюнула через левое плечо, попав на Митю. Наш младший сотрудник так же сдержанно выругался, но не довёл эмоциональную реплику до конца, потому что на противоположный берег наконец-то выехал главный злодей наших мест, криминальный авторитет Кощей Кирдыкбабаевич Бессмертный!
Не хватало какой-нибудь мрачной музыки в стиле фашистов, марширующих через сожжённые русские деревни на Москву. Огромный вороной конь в чёрных латах с шипастыми подковами и коротко, по-собачьи обрезанным хвостом. На нём сплошной горой такого же воронёного железа восседал Кощей в дорогущих латах, за обладание которыми задушился бы директор Эрмитажа, с длинным волнообразным клинком почти до земли и в роскошном рыцарском шлеме… шлеме… э-э?..
— Собачья морда, — подсказала всезнающая бабка. — Навидалася я таких псов-рыцарей, ещё и почуднее доспехи были, и кони покрасивше, и щиты с крестами. Лет десять назад избушку мою зимнюю в Финляндии пожечь хотели. Ну я им тоже, не сдержалась, по угольку в кирасу за шиворот. Так уж смешно прыгали, помереть не встать…
— Смотрите, а ить он за собой царевну на верёвке волочит, возмущённо прервал нас Митя. — Да грубо-то как, ровно собачонку какую!
— Форменное безобразие, — согласился я, хотя вид мрачной Марьяны, связанной, как колбаса Микояновского мясокомбината, не мог не радовать. Конечно, её глаза грозно блистали, но зато рот был предусмотрительно заткнут тряпочкой.
— Выходи, вражий сын, Никитка-участко-вый! — глухо, с неприятным дребезжанием, прогромыхало с того берега. — Выходи…ей же час…а…очестен…ир…а…ровавый…ой!
— Чего? — осторожно переспросил я у Бабы-яги. — Концовка какая-то скомканная получилась.
— Эй, злыдень бессовестный! — прокричала моя домохозяйка, храбро делая два шага назад. — Ты чё сказать-то хотел? Повтори, скотина, сделай милость, а то чей-то невнятно вышло…
— Я говорю, прокашлялось в забрале, и чёрный конь нервно фыркнул, ковыряя передним копытом землю перед мостом. — Выходи, пёсья кровь, сыскной воевода, начестн… ой…а…ихую…мерть!
— Да ить он тут просто матюками издевается над милицией, — резко прозрел Митька. — А у меня под рукой второй оглобли нет. Может, за лесок, к мужикам, сбегать, чё-нить тяжёлое позаимствовать?
— Нет, мы сюда не драться пришли, — напомнил я, останавливая его героический порыв за шиворот. — Наша задача — спасти царевну. Бабуль, держите меч наготове, возможно, мы договоримся.
Я выровнял дыхание и пошёл. Не буду врать, будто бы в тот момент мне совсем не было страшно. Ноги слегка дрожали в коленях, и очень надеюсь, что не слишком заметно. А за спиной явственно нарастал недовольный ропот народа, припёршегося чёрт-те куда и вынужденно лишённого развлечения…
— Ну дык чё? Чё там происходит-то, мужики?
— Кабы знать… Ничё ж из-за кустов поганых не видно!
— Дык ты бы вона чуток прошёл, подсмотрел да нам и рассказал!
— Ага! Нашли дурака?! Бабка экспертизная предупредила, что враз «сморчок отсохнет»!
— Да, может, она и пошутила?
— Ну так иди и сам проверь! А я своим рисковать не буду…
— Да было б чем, дедуль…
— Мужики, мужики, у меня идея есть! Давайте баб вперёд пустим! У них-то сморчка нет.
— А ну как чё другое отсохнет? Язык, например?
— Тады мою тёщу первой толкайте! Пущай сохнет. Это ж праздник на всю улицу! Гулять будем в ти- ши-не-э…
В общем, пока дошёл, наслушался, это отвлекало и бодрило. Куда легче идти на стрелку с крупным уголовным элементом, зная, что у тебя за спиной человек сто пятьдесят топчется в жажде действия и соучастия. Хорошо ещё, кстати, трезвые! Надеюсь…
Я вышел на середину моста и молча встал, скрестив руки на груди. Кощей толкнул коня шпорами, скрежетнув железом по железу, и встал рядом. На нашем берегу все замерли. Молчание затягивалось.
— Слышь, участковый? — Да.
— Не шевелись. Можешь сделать вид, что ничего не происходит? — напряжённым шёпотом вырывалось из забрала.
— Ну… попробую, а что?
— Имидж, — многозначительно ввернул Кощей, переходя на просительный тон. — Забери от меня
