— Если позволите, я все же ей позвоню, — сказал Сэнди.
— Пустое занятие. Я пропащий человек…
На следующий день позвонила сама Элисон:
— Привет, пропащий человек!
— Чувствую, ты уже пообщалась с моим уважаемым менеджером…
— О, я пообщалась с кучей народа, — сказала она. — Включая твои студии.
— И что?
— Что? Снова комбинация плохих — хороших новостей. Сначала плохие: обе студии собираются заставить тебя вернуть гонорары.
— Тогда со мной покончено.
— Не спеши. Хорошие новости заключаются в том, что они согласились вдвое сократить свои требования. Так тебе придется выплатить сто двадцать пять тысяч.
— Все равно я разорен.
— Да, Сэнди мне все объяснил. Но на этом хорошие новости не закончились. Я уговорила их разрешить тебе выплачивать долг отдельными взносами, причем первый взнос можно сделать только через полгода.
— Большое дело. Беда в том, Элисон, что у меня не только нет денег, чтобы делать эти выплаты. У меня нет работы.
— Ничего подобного!
— О чем ты говоришь?
— Я нашла для тебя кое-какую работу.
— Писательскую?
— Точно. Ничего особо гламурного, но это работа. И если учесть время, которое она займет у тебя, она неплохо оплачивается.
— Говори скорее!
— Но я не хочу, чтобы ты, начал стонать, когда услышишь…
— Элисон, говори!
— Это романизация.
Я и в самом деле постарался не застонать. Романизация — поденная работа: берешь сценарий фильма, выходящего на экран, и превращаешь его в короткий роман, который обычно продается у касс в супермаркетах. С профессиональной точки зрения — ниже опускаться некуда. На такую работу соглашаются только те, кто не уважает себя или отчаянно нуждается в деньгах, опустившись на самое дно. Не сразу, но до меня дошло, что я подходил по обоим показателям, поэтому, проглотив гордость, я спросил:
— Что за фильм?
— Только не стони снова…
— Я не застонал в первый раз…
— Ну, сейчас, возможно, ты не сумеешь сдержаться. Это новый фильм для подростков.
— Называется? — спросил я.
— «Потерять это».
На этот раз я все-таки застонал.
— Давай догадаюсь… Фильм про двух прыщавых шестнадцатилетних подростков, которые хотят потерять невинность?
— Бог мой, до чего же ты умный, — сказала Элисон. — Только детишкам по семнадцать.
— Поздно начали.
— Слушай, девственность нынче в моде.
— Как зовут этих двух протагонистов?
— Тебе понравится: Чип и Чак.
— Похоже на бобров из мультиков. И происходит все в каком-нибудь банальном пригородном месте вроде Ван Нуйз?
— Горячо. Графство Орендж.
— И один из ребятишек драчун?
— Нет, это в «Крике». Но там есть замечательный поворот в конце: выясняется, что девица, которую Чип наконец трахает, сводная сестра Чака…
— Но Чак не знает о ее существовании?
— Бинго. Выясняется, что Дженуари…
— Ее зовут Дженуари?
— Да ладно, это такой фильм.
— Понятно. Похоже, полное говно.
— Абсолютно. Но они предлагают двадцать пять тысяч при условии, что ты сделаешь это за две недели.
— Берусь, — сказал я.
Сценарий был доставлен на следующее утро. Он был омерзителен: плоские герои, заезженные ситуации (включая неизбежный минет в машине), масса грязных шуток насчет эрекции, клитора и пердения… и обязательная драка между двумя парнями, когда Чак выясняет, что он родственник девушки, с которой спит Чип. В финале Чак и Чип мирятся, а Дженуари признается Чипу, что он был ее первым любовником… и хотя она не стремится к «настоящему роману», они всегда будут друзьями.
Закончив читать, я позвонил Элисон.
— Ну? — спросила она.
— Мусор, — сказал я.
— Но ты сможешь переписать это в срок?
— Без проблем.
— Отлично. Теперь перечислю тебе несколько основных правил, о которых меня уведомил издатель, Макс Ньютон. Объем не должен превышать пятнадцати авторских листов. И помни, это для идиотов, поэтому действие должно развиваться быстро, все должно быть просто… Но учти, что сексуальные сцены должны быть, как он выразился, «горячими, но не обжигающими». Ты понимаешь, что он имел в виду?
— Думаю, да.
— Еще одно под конец: издатель знает, что именно ты делаешь эту работу…
— И он не возражает?
— Он живет в Нью-Йорке. И он полагает, что все, что происходит здесь, жуткая глупость. Но мы с ним решили, что, дабы защитить и его и тебя, будет лучше, если ты воспользуешься псевдонимом. Ты ведь не возражаешь?
— Ты шутишь? Я не хочу видеть свое имя на такой муре.
— Тогда быстренько придумай.
— Как насчет Джон Форд?
— Почему бы и нет, черт побери? И последнее, Дэвид. Хотя ты знаешь, что это дерьмо, и я знаю, что это дерьмо, и даже издатель знает, что это дерьмо, все же…
— Понимаю: будь профессионалом.
— Молодец.
Если начать с завтрашнего дня, в моем распоряжении ровно тринадцать рабочих дней, чтобы переписать текст.
Но перед тем как я начал планировать сюжет, разбивая его на главы (задача на сегодня), я произвел маленький подсчет: пятнадцать авторских листов — это шестьсот тысяч знаков. Значит, в день я должен выдавать примерно по сорок семь тысяч знаков, если хочу сдать работу вовремя. Сорок семь тысяч знаков — это около двадцати пяти страниц в день: совершенно безумное количество, если не учитывать того факта, что текст не заслуживает глубокой вдумчивости.
Однако работа есть работа, тем более, повторю, у меня не было выбора. Поэтому я отнесся к задаче серьезно, решив привнести в этот убогий материал налет профессионализма.
Я составил для себя жесткое расписание и неуклонно его придерживался. Я позволял себе
