Перрина вздрогнула.
– Молчите! Это было бы ужасно!
– Почему?
– Если парень не вернет поцелуй, он отнимает у девушки свободу. Это значит, что он хочет на ней жениться и вернет полученное только в день свадьбы.
Анн проворно вскочил.
– Тогда я забираю вашу свободу! Я хочу снова видеть вас здесь и говорить с вами, как сегодня.
Перрина бросила на него отчаянный взгляд.
– Умоляю, сеньор!
Но Анн уже взялся за узду Безотрадного, который все это время смирно стоял в гроте, и вышел.
***
Вернувшись в замок, Анн немало позабавился досадой, которая проступила на лицах знатных девиц. На вопрос прадеда он ответил, что заблудился, чем изрядно удивил его. В другое время Анн ужаснулся бы подобной дерзости, близкой к нахальству, но на сей раз счел свой ответ, напротив, очень забавным и во время пира, завершавшего майский праздник, ел и пил от души.
Собственно, он желал только одного: поскорее оказаться в алхимической лаборатории, чтобы осмыслить все, что с ним произошло сегодня…
После того как девушки, цвет бретонской знати, довольно хмуро попрощались с ним, когда, наконец, откланялся последний гость, Анн пожелал спокойной ночи Франсуа. Прадед по-прежнему был несказанно удивлен поведением юноши. А тот поскорее побежал в Югову лабораторию. Быстрее, чем когда-либо, он очистил полки от фальшивых книг, под конец сбрасывая их прямо на пол, и устроился перед маленьким письменным прибором, который поставил на соломенный тюфяк, освобожденный от алхимических инструментов.
Анн схватил перо. Теперь ему надо найти верные слова. Ибо в этот первый майский день 1426 года произошло нечто совершенно необычайное! Но что именно? Он надолго застыл с пером в руке, не в состоянии привести в порядок обуревавшие его мысли и чувства. И тут вдруг раздался волчий вой.
Как и обычно, Анн подошел к бойнице, чтобы послушать его. Но, к своему удивлению, уже не ощутил ни дурноты, ни тревоги, прежде накатывавших на него всякий раз при этом звуке; у него не пересохло в горле, дыхание не прерывалось, в висках не стучало. Наоборот, юноше даже приятна сделалась тягучая жалоба, долетавшая к нему из ночи. Волчий вой не только не ужасал его, но был ему любезен!
Юноша вернулся к письменному прибору и задумался. Как такое могло случиться? И вдруг его осенило: этот вой нравился ему именно потому, что был зовом любви. Волки влюблены, и он – тоже!
Он влюблен! Эта очевидность поразила его как вспышка молнии. Он влюблен в карие глаза, что задумчиво смотрели на него, в гладкую щеку, которой он коснулся, в нежные губы, приникшие к его губам… И словно для того, чтобы увериться в этом, Анн произнес в крошечной каморке:
– Перрина, я люблю тебя.
И тотчас же, как при падении, у него засосало под ложечкой. Нечто похожее он ощущал и в предыдущие дни, слушая волков Куссона, но сейчас в его душе больше не было никакого смятения. Наоборот, это было чудесно, упоительно!
Если бы он находился не в потайной комнате, существование которой нельзя открывать никому, он бы засмеялся, запел, закричал от радости. Его счастье казалось безграничным. Ему хотелось немедленно побежать к гроту, чтобы вновь встретить там Перрину, и говорить, говорить с ней…
Что он и сделал на следующий день, едва закончив урок с мэтром Соломоном. Перрина пришла не в белом платье – в другом, попроще, удивительного серо-голубого цвета, немного похожего на цвет реки. Анн нашел ее еще более привлекательной, чем вчера. И как он смог провести столько часов без нее?
Она сидела на том же самом месте, глядя на реку через «бойницу». Девушка вовсе не показалась удивленной, когда вошел молодой сеньор. Она повернулась к нему и просто сказала:
– Верните мне мой поцелуй.
– Перрина, я люблю вас!
Перина никак не отозвалась. Анн удивился.
– Вы не слышали?
– Нет, сеньор. Я слышала только воду, которая говорила со мной.
– И что она вам сказала?
– Что вы должны вернуть мне мой поцелуй.
И так было почти каждый Божий день. Анн приходил в пещеру, и Перрина оказывалась там, ни печальная, ни веселая, но, скорее, покорная судьбе. Обернувшись к реке, она внимала рассказам Анна о его любви и напрасно просила вернуть ей поцелуй, сделавший ее пленницей…
Пришло лето. Настали теплые, погожие, даже прекрасные дни. До Анна больше не доносился вой волков, его собратьев. Их любовная тоска завершилась, но сам он любил по-прежнему… Потом, в свой черед, наступила осень. В этом году ее краски показались ему особенно восхитительными. Анн провел в Куссоне ровно год, но ему мнилось, что он прожил здесь уже целую жизнь.
***
