Я повинуюсь в ожидании объяснений. Она долго молчит, словно пытаясь собраться с мыслями.
– Записку написал твой папа. Он просто дурачился: однажды нарисовал что-то мне на лице, пока я спала, и оставил на подушке записку. Я сохранила ее. Я любила твоего отца, Лейк. Мне ужасно его не хватает. Я бы никогда так с ним не поступила. У меня нет и не было никого, кроме него.
– Но, мама, – растерянно спрашиваю я, понимая, что она говорит правду, – тогда почему же мы оказались здесь? Зачем ты заставила нас уехать из дома?
Она глубоко вздыхает, поворачивается, берет мои ладони в свои и смотрит на меня таким взглядом, что сердце замирает от ужаса. Точно так же она смотрела на меня тогда, в коридоре, когда собиралась сообщить мне о папиной смерти. Она еще раз вздыхает и крепко сжимает мои ладони.
– Лейк, у меня рак.
Отрицание. Однозначно отрицание. И гнев. Осмысление? Да, и это тоже. Я на трех стадиях одновременно, а может, и на всех пяти… Не могу дышать…
– Мы с папой собирались рассказать тебе… Но после его смерти мы все были в таком шоке… Я просто не могла заставить себя поговорить с вами. Когда мне стало хуже, я решила переехать сюда. Бренда умоляла меня переехать, говорила, что будет заботиться обо мне. Это с ней я говорила по телефону. В Детройте есть доктор, специалист по раку легких, – я езжу к нему на прием.
Рак легких… У этого ужаса есть название. Теперь он обретает реальную форму.
– Я собиралась рассказать вам с Келом завтра… Вам пора знать, чтобы мы все могли подготовиться…
– Подготовиться к чему, мам? – спрашиваю я, высвобождая руки.
Она обнимает меня и снова начинает плакать, но я резко отстраняюсь:
– Мам? Подготовиться к чему?
Совсем как пухлый директор Басс, мама не в силах смотреть мне в глаза – она жалеет меня.
Не помню, как я вышла из дома, не помню, как пересекла улицу… Помню только, что, хотя время уже за полночь, я стою перед домом Уилла и барабаню в дверь.
Он появляется на пороге и по моему лицу видит, что сейчас не время задавать вопросы, что мне необходимо видеть перед собой просто Уилла. Хоть ненадолго. Он обнимает меня за плечи, едва ли не вталкивает внутрь и запирает дверь.
– Лейк, что произошло?
Я не могу ответить. Не могу дышать. Он обнимает, у меня подкашиваются ноги, и я начинаю рыдать. Он опускается на пол вместе со мной, совсем как я с мамой тогда, в школьном коридоре, прижимает мою голову к груди, гладит по волосам и позволяет мне выплакаться, а потом все-таки шепчет:
– Расскажешь, что случилось?
Мне не хочется говорить. Если я произнесу это вслух, значит это правда. Это действительно правда.
– Она умирает, Уилл! У нее рак! – рыдаю я.
Он прижимает меня к себе еще крепче, берет на руки, несет в спальню и, бережно уложив на кровать, укрывает одеялом.
Неожиданно в дверь звонят. Уилл целует меня в лоб и выходит из комнаты.
Я слышу звук открывающейся двери и мамин голос, но не могу разобрать, что она говорит. Несмотря на то что Уилл отвечает ей совсем тихо, его слова доносятся до меня отчетливо:
– Пусть останется у меня, Джулия. Сейчас я ей нужен…
Разговор продолжается, но смысл его я не понимаю. Наконец дверь закрывается, и Уилл возвращается в спальню. Он залезает под одеяло, крепко обнимает меня, и я плачу, уткнувшись ему в грудь.
Часть 2
Глава 11
Who cares about tomorrow?
What more is tomorrow,
Than another Day?
