Мыш топтался у него на плече и временами недовольно шипел. Перед боем Волкодав расплёл и тщательно расчесал волосы. Цепляться за них, как привык пещерный летун, сразу стало неудобно.
Восемьдесят шагов… Семьдесят девять…
Совсем рядом с ним кто-то лихо, с переливами свистнул, точно голубей в полёт посылал, а потом во всё горло запел:
Люди стали смеяться. Сразу несколько десятков голосов подхватили разбойный припев:
Ратники Байшуга приближались. Волкодав почувствовал, как вспотела рука на копье, и поудобнее перехватил древко.
– Ты его держишь, как мономатанец, – удивился сосед.
гремело над полем.
Сорок шесть… Сорок пять…
Тридцать девять…
Какой-то неприятельский сотник закричал своим людям и первым сорвался на бег. После победы его назовут героем, не стерпевшим, чтобы всякая чернь смрадила[7] венценосную шаддаат. Надвигавшийся строй сломался и сразу стал гораздо менее страшным. Слитная лавина превратилась в скопище самых обычных людей, уже взопревших в тяжёлой воинской сбруе. Людей смертных и уязвимых.
Это сразу доказали пращники Тайлара, выскочившие из кустов у края болота.
В ответ полетели неприятельские сулицы[8], но опять без команды и редким дождиком вместо смертоносного ливня.
Улыбнётся ли Дильбэр, когда ей расскажут, что песня о её красоте отняла преимущество у войска презренного брата?
Отряд, где стоял Волкодав, тоже непроизвольно заволновался, приподнял колючую щетину копий, но Фербак вовремя рявкнул на подчинённых, призывая к готовности.
Потом с холма позади них прокричала труба.
Пешцы Фербака тут же сделали по несколько шагов каждый – одни в сторону, другие назад, третьи вперёд. Волкодав едва не замешкался, но вовремя вспомнил, кто должен был оказаться у него справа и слева, и торопливо занял нужное место.
Вместо ровного строя перед набегавшими ратниками Байшуга явил себя острый клин. Задние, вооружённые более длинными копьями, утвердили их на плечи передним – поди подступись!
Но вражеских передовых подпирало сзади всё войско, и подступиться пришлось.
Кто-то вбежал в объятия смерти с бешеным криком, выставив перед собой копьё. Кто-то отчаянно пытался остановиться – и не сумел. Волкодав близко увидел сумасшедшие глаза, но не запомнил их цвета. Его рогатина вдвинулась в кожаный доспех как раз под нагрудником. Он сбросил начавшее оседать тело, и в холодном утреннем воздухе от лезвия повалил пар.