Дик принял меня дома.
Вежливый, но словно бы погруженный в свои мысли секретарь проводил меня в сад. Я оживилась: похоже, Дик решил похвастаться. Мне нравится, когда мужчины хвастаются своими достижениями. У них в такие минуты лицо становится просветленным, улыбка естественной, а плечи разворачиваются сами собой, даже если от природы мужчина щуплый и сутулый.
Указав направление, секретарь испарился. Что это, новая услуга? Самостоятельная прогулка? Я неторопливо шла по дорожке из розовой полупрозрачной гальки, отмечая некоторую искусственность посадок. Похоже, Дик слишком доверился дизайнерам; впрочем, через это проходят все начинающие ландшафтники и садоводы. Когда у тебя нет опыта, сложно с нуля разработать цельный проект. Ты ведь еще сам толком не представляешь, чего хочешь, в голове в лучшем случае набор цветовых пятен. А с опытом приходит и чувство стиля, и художественный вкус.
Дик, в фартуке и перчатках, подрезал свои розы. Вид у него при этом был настолько детски- самодовольный, что я хихикнула. Дик бросил взгляд через плечо, снисходительно улыбнулся:
— Что скажешь?
— Лично мне немного не хватает диковатости. Ощущения буйства, укротить которое не успевает садовник.
— О! — Дик поднял палец. — Я тоже такое люблю. Будет, все будет. А что насчет цветовой гаммы?
Я огляделась. Похоже, Дик был сторонником классической красоты. Холодные розово-сиреневые оттенки, разбавленные белым, напоминали земные европейские розарии. Изредка попадались сливочно- красные и палево-желтые крапины, но я не заметила кричаще-страстных, насыщенно-южных сортов — темно-бордовых, оранжевых и сиропно-малиновых.
— Я сказал, что хочу розовый сад. Понимаете, спросил я? Розовый. Роза не должна быть зеленой, полосатой или черной. Да, это так поэтично и фантастично. Вот пусть их разводят поэты и фантазеры. А я хочу видеть розу нормального розового цвета. Мне предложили два проекта — абрикос и жемчуг. Я выбрал жемчуг. Сиреневые — почему-то все называют их голубыми — меня поначалу напрягали, но потом я сообразил, что именно они дают жемчужный отлив. А еще у меня есть клумба из настоящих чайных роз. Настоящего чайного цвета. Вот с ней была морока. Ее же надо вписать в общий фон! А она не вписывалась. Но ничего, придумали.
Я подошла к молодой, еще жидкой розе. Наклонилась, содрала метку, спрятавшуюся у основания побега.
— Спасибо, — сказал Дик. — Эта гадость — метки — запрятана в таких местах, что сразу не заметишь.
— У меня тоже есть такая роза. Тебе сказали, что она неприхотлива, скромно выглядит и не требует особого ухода? — Я ощупала подпорную решетку.
— Да. Обманули?
— Мне тоже так сказали. Не знаю, может, на родине она и такая. На Танире она хочет очень плодородную почву, растет как безумная, цветет как сумасшедшая. Тебе придется изменить дизайн, потому что через пару лет она займет тут всю площадь. И еще — сразу ставь ей подпорку из металлического прутка и на прочном основании. У меня она разрастается так, что ломает решетку два раза в год. Но я терплю за кудрявые цветы и аромат.
Дик отложил секатор, потрогал розу.
— Хм. А знаешь, это хорошо. Мне как раз казалось, что тут как-то лысовато. — Он снял перчатки и фартук, бросил их на малозаметный заборчик. — Пойдем в беседку. Сегодня тепло, лучше пить чай в саду.
Беседка, увитая довольно капризным в наших краях амурским виноградом, скрывалась за шпалерой из быстрорастущего йоркского можжевельника. Беседка как беседка — две резные скамьи с мягкими подушками и пледами, столик под кружевной скатертью, чай сервирован по-сельски.
