– Ладонь, – сказал я. Не потому, что так было правильно, а просто чтобы прекратить перепалку.
– Так ведь кровь, наверное, вовсю потечет? И больно будет.
– В том и смысл. Что толку в клятве, если она тебе ничего не стоит?
Шахар поморщилась, но потом кивнула и приложила лезвие к моей коже. Ранка, которую она мне нанесла, была до того неглубокой, что скорее щипала, чем болела, а кровь и вовсе не потекла. Я рассмеялся:
– Режь как следует! Забыла? Я же не смертный!
Она недовольно посмотрела на меня, но потом резанула поперек ладони – быстро и действительно как следует. Я не обратил внимания на вспышку боли. Она больше позабавила меня. Рана порывалась тотчас закрыться, но я слегка сосредоточился, и кровь продолжила течь.
– Я тебя, а ты меня, – сказала Шахар, передавая нож брату.
Он принял нож, взял ее за руку и не стал ни медлить, ни сомневаться – весьма деловито порезал сестре ладонь. Она сжала зубы, но не вскрикнула. И он тоже промолчал, пока она пускала ему кровь.
Я вдохнул запах их крови. Он все еще был знаком мне, хотя от последнего Арамери, с которым я был знаком, этих детей отделяло три поколения.
– Друзья, – сказал я.
Шахар посмотрела на брата, тот – на нее, и оба уставились на меня.
– Друзья, – произнесли они хором.
И взялись за руки, а потом взяли и мои руки.
И тогда…
Погодите-ка. Что?..
Они держали меня за руки. Крепко держали. Было больно. Только почему дети кричали, а их волосы развевал ветер? Откуда взялся этот ве…
Я не слышу тебя. Говори громче.
Что за бессмыслица, наши руки спеклись, спаялись вместе, я не мог выпустить их ладо…
Да, я Плутишка. А кто спрашивает?
Они кричали, дети отчаянно кричали, оба вскочили с пола, а я не давал им встать. И почему мое лицо расплывалось в ухмылке? Поче…
Тишина.
3
Я спал, и мне снился сон. Долгое время я не запоминал сны полностью. В памяти оставалось немногое, кроме того что
что-то
было
не так
и, может, несколько…
погодите,
я
тут подумал…
Иными словами, некое смутное понимание. Очень противное состояние, если ты бог. Никто из нас не всеведущ и не всевидящ – это чепуха, которую придумали смертные, – но мы знаем очень много и видим уйму всего. Мы привычны к почти непрерывному потоку сведений, сообщаемых чувствами, которые смертным и не снились, но для меня этот поток на время прервался. Я спал.
И вдруг в глубине этой тишины и пустоты зазвучал голос. Он называл меня по имени, он взывал к моей душе, он обладал силой и полнозвучностью, каких я не встречал несколько человеческих жизней. Меня тянуло куда-то. Знакомое ощущение. И весьма неприятное. Мне было так хорошо и удобно! Я перевернулся на другой бок и попытался не обращать на голос внимания. Но голос, вернее, его обладатель не отставал. Он пихал, тащил и толкал, он хлопал меня по спине, и в итоге я скользнул в разрыв ткани бытия: это было
