– Сам виноват, – прошептал я.
Я всегда собирался распустить свой планетарий – когда-нибудь, когда он мне надоест. Хотел вернуть каждый мир туда, откуда я его забрал. Вот только сделать это я так и не собрался, потому что был себялюбивым поганцем. Когда я был заключен в смертную форму и изо всех сил тщился почувствовать себя богом, потому что хозяева Арамери обращались со мной точно с вещью, я перенес планетарий сюда, опасаясь, что они его обнаружат. Я пускал в ход не принадлежавшую мне силу, я много раз убивал свое смертное тело, чтобы поддержать планетарий. И после всего этого сам не заметил, как погубил эти миры…
Йейнэ вздохнула и обняла меня за плечи, на миг зарывшись лицом в мои волосы.
– Смерть со временем приходит за всеми… – сказала она.
Однако в этом случае смерть явно поторопилась. Моему планетарию полагалось жить не меньше, чем звезде. Я глубоко вздохнул, опустил на пол половинку планеты и посмотрел на Йейнэ снизу вверх. На ее лице не было даже следа того потрясения, которое испытал я, увидав себя повзрослевшим, и за это я был ей благодарен. Не в ее природе было шарахаться от зрелища утраченной прелести. И она любила меня и продолжит любить, даже если я более не смогу быть ее маленьким мальчиком. Я снова потупился. Мне стало стыдно за ту ревность, которую возбудило во мне ее влечение к Итемпасу.
– Некоторые все-таки уцелели, – тихо проговорил я. – Они…
Я снова перевел дух. Что я стану без них делать? Тогда я буду воистину одиноким. Но все-таки я поступлю так, как будет правильно. Мои самые преданные друзья заслуживали свободы.
– Ты поможешь им, Йейнэ? Пожалуйста…
– Конечно, – ответила она и прикрыла глаза.
Планетки вокруг светила исчезли одна за другой, а потом и парочка из валявшихся на полу. Я следовал за Йейнэ, насколько мне удавалось, наблюдая, как она бережно размещала каждую в точности там, где я когда-то ее нашел. Вот одна снова поплыла вокруг яркого золотого солнца, и оно несказанно обрадовалось, получив ее обратно. Другая вернулась к двойной звезде, и сияющие близняшки встретили ее согласной торжествующей песнью. Третья оказалась в звездной детской, в окружении громко верещащих новорожденных планет и своенравных шипящих магнетаров…[1] Планета лишь вздохнула, смиряясь с оглушительным гвалтом.
Но вот Йейнэ потянулась к солнечной сфере. Ее имя было Эн, и она принялась сопротивляться. Изумившись, мы открыли глаза и увидели, что Эн сбросила личину ярко-желтого шарика и разгорелась настоящим огнем. Вращаясь, она принялась расширяться, что выглядело опасным, учитывая, что я не мог ее больше подпитывать. Так она выгорит и умрет в течение каких-то минут.
– Какого хрена ты делаешь? – обратился я к ней. – Хватит грубить!
Эн ответила тем, что сорвалась с места и прыгнула в нашу сторону, боднув меня прямо в живот. Я ахнул от удивления и схватился руками за ушибленное место. Я ощутил гнев маленькой звезды. Да как я посмел ее отсылать? Она старше большинства моих родственников! И она всегда была здесь, со мной, когда я в ней нуждался! А теперь ее собрались выгнать, как провинившуюся служанку? Не пойдет!
Я коснулся горячей бледно-желтой поверхности и едва не расплакался.
– Я больше не могу заботиться о тебе, – проговорил я. – Неужели не ясно? Если останешься со мной, тут тебе и конец…
«Ну, значит, так тому и быть, – гласил безмолвный ответ. – Конец – значит конец, значит конец…»
– Ах ты, шарик упрямый! – разорался было я, но Йейнэ коснулась моей руки, лежавшей на крутом боку Эн. После ее прикосновения Эн тотчас засветилась ярче. Она ощутила нечто такое, чего я почувствовать больше не мог.
– Верный друг… – тихо и с еле уловимым неодобрением проговорила Йейнэ. – Такими друзьями надо дорожить.
– Но не до смерти же! – вскинулся я. – Йейнэ, прошу тебя! Она не соображает, что делает. Отошли ее!
– Ты хочешь, чтобы я не посчиталась с ее желаниями, Сиэй? Принудила ее сделать то, чего хочешь ты?
