продвигать наши отношения, или же нас ждет мучительный, но неизбежный разрыв.
Удобно устроившись в кресле, мама вновь уставилась на меня.
— Ева, имея дело с полицией, тебе следует проявлять осторожность. Если они пожелают переговорить с тобой снова, извести Ричарда, чтобы встреча проходила в присутствии его адвокатов.
— Почему? Не понимаю, зачем мне беспокоиться из-за того, что я сказала или не сказала. Я не сделала ничего плохого. Я даже понятия не имела о том, что он в городе. — От меня не укрылось, что она отвела взгляд, и мой тон сделался тверже. — В чем дело, мама?
Прежде чем ответить, она отпила глоток.
— На прошлой неделе Натан явился к Ричарду в офис. И потребовал два с половиной миллиона долларов.
У меня внезапно зашумело в ушах.
— Что?
— Он хотел получить деньги, — буркнула она. — Много денег.
— Но с чего он вообразил, будто ему их дадут?
— У него есть… были снимки, Ева. — Ее нижняя губа начала подрагивать. — И видео. С тобой.
— Боже мой!
Дрожащей рукой я отставила кофе в сторону и уронила голову на колени.
— Боже мой, меня сейчас вырвет.
И Гидеон тоже видел Натана. Фактически он признал это, отвечая на вопросы детективов. Если он видел и материалы… испытал отвращение… понятно, почему отстранился от меня. И почему был сам не свой, когда пришел ко мне ночью. Его могло по-прежнему тянуть ко мне, но в его голове постоянно всплывали те кошмарные картинки, и это не позволяло ему поддерживать прежние отношения.
«Так надо» — вот что он сказал.
У меня вырвался жуткий стон. Я даже вообразить не могла, чего там мог наснимать Натан. Не хотела.
Неудивительно, что после такого Гидеону и смотреть на меня было тошно. Теперь понятно, почему наша последняя ночь прошла в полной темноте, где он мог чувствовать и слышать меня, но не видеть.
Я заглушила рвавшийся крик, вцепившись зубами себе в руку.
— Что ты, девочка! — Мама встала на колени, осторожно подняла меня со стула, уложила на пол и обняла. — Успокойся. Все прошло. Он мертв.
Уткнувшись в нее, я зашлась в плаче, понимая, что все и вправду прошло: я лишилась Гидеона. Возможно, он сам себя невзлюбил за то, что отвернулся от меня, но, и это мне было очень даже понятно, ничего не мог с собой поделать. Если при виде меня в его памяти всякий раз всплывало собственное страшное прошлое, разве мог он вынести еще и это? А я?
Мамина рука гладила мои волосы. Я чувствовала, что она тоже плачет.
— Ш-ш-ш, — успокаивала она меня дрожащим голосом. — Ш-ш-ш, девочка. Я с тобой. Я о тебе позабочусь.
В конце концов у меня просто не осталось больше слез. Я опустела, но вместе с пустотой пришла и новая ясность. Изменить случившееся было не в моих силах, но я могла и должна была сделать все, чтобы никто из любимых мною людей не пострадал.
Я села, выпрямилась и вытерла глаза.
— Этого ни в коем случае нельзя делать! — возмутилась мама. — Если тереть так глаза, будут морщины!
Сама не знаю почему, но ее забота о моей внешности вызвала у меня приступ истерического смеха, подавить который мне не удалось.
— Ева Лаурен!
Мне подумалось, что ее негодование тоже довольно потешно, и я рассмеялась еще больше и долго не могла остановиться, хотя у меня уже бока болели.
— Прекрати! — Мама потрясла меня за плечо. — В этом нет ничего смешного.
