пожалуй, лучше.
— Согласен.
Джаред протянул мне руку, и мы лениво побрели к уединенному пляжу у больших дюн. Нас обдувал летний ветерок. Пейзаж как на открытке: именно таким я представляла себе идеальный пляж. Джаред выбрал место и расстелил одеяло, сел, положив локти на колени, и уставился на океан:
— Как будто мы вернулись на Литтл-Корн.
— Почти.
Джаред глянул на меня снизу вверх:
— Посиди со мной.
Я замялась, решив поиграть в детскую неуверенность в себе:
— Они были хорошенькие.
— Кто?
— Девушки за стойкой.
Джаред хохотнул и встал на колени, положил ладони мне на живот и сказал:
— Нина, в тебе всегда было нечто такое, от чего я никак не мог отмахнуться. Даже когда я не хотел любить тебя, меня к тебе так и тянуло, я не мог думать ни о ком другом. Теперь ты моя жена и носишь нашего ребенка. Нет ничего прекраснее этого. Когда ты покрываешься потом оттого, что тебе тяжело носить Горошинку, это самое прекрасное зрелище из всего, что я когда-либо видел. А когда мы отправим Горошинку в детский сад и в первый день я увижу слезы на твоих глазах, это станет самым прекрасным из самых прекрасных зрелищ, какие я когда-либо видел. Потом мы будем отправлять детей в тренировочные лагеря, ты будешь утешать меня; и в каждую годовщину нашей свадьбы, и когда твои волосы поседеют. Каждый из этих моментов станет самым прекрасным из всех, что я когда-либо видел.
Он ткнулся носом мне в живот и обхватил меня руками за талию, а я шепнула ему, теребя его уши:
— Ты всегда говоришь именно то, что надо сказать.
Джаред поднял на меня взгляд.
— Если случится невозможное и на свете появится нечто более прекрасное, я не замечу. Все мое внимание, постоянное и нераздельное, направлено на тебя. Всегда и только на тебя.
— Только потому, что я плачу тебе, — с улыбкой ответила я.
Широкая белозубая улыбка ярко выделялась на загорелом лице Джареда.
— Отныне это не так. Когда женишься на своем начальнике, начинаешь платить себе сам.
Я игриво ткнула его локтем под ребра, а он не отпускал меня. Устроившись на одеяле, мы следили, как солнце медленно растворяется в оранжево-лиловых облаках и уходит за океан. Интересно, на другой стороне мира небо выглядит так же? А когда мы приедем в Иерусалим, увидим ли солнце до того, как родится ребенок?
Лежа на спине, я смотрела в небо. На востоке появились звезды, но солнечный свет, лившийся с запада, все еще затмевал их, не давал разгореться ярко. Джаред приподнял мою руку, я замерла.
— Что случилось?
Джаред улыбнулся и вытащил свой «глок»:
— Ты всегда устраиваешься на моем оружии.
— Ты взял пистолет? Боишься, что песчинки могут превратиться в ракушки? — улыбнулась я.
— Когда Другие начинают одеваться в панцири, невозможно узнать, кто представляет угрозу, а кто нет. Поэтому мы и не можем попасть в храм Гроба Господня так быстро, как хотелось бы. Я даже думаю, не взорвали ли твой «бимер» намеренно. Если им известен наш план — а я уверен, что это так, — и раз тебя не убило взрывом, они решат, что это происшествие отсрочит наш отъезд. Бексу придется поднапрячься, чтобы улавливать присутствие чужих, а то с моей… рассеянностью у нас могут возникнуть проблемы.
Я кивнула.
— Это нечестно, — хмуро сказала я. — У нас и так уйма проблем, а тут еще у тебя переизбыток чувств. Впрочем, если подумать, ничего нет честного.
