девятая – лет по сорок, моложавые еще. Остальным максимум тридцать. Красивые все – волосы темно-рыжие, глаза зеленющие, как листья кувшинки вот этой, кожа молочно-белая с розовым румянцем, и фигурки, темными платьями обтянутые, – закачаешься. Вот будь я на месте Ивана- царевича, такой сюрпрайз, как Царевна-лягушка, и не рассматривала бы… А еще подумалось мне, что вот не зря, ой не зря любвеобильный Гад Змеевич Ёжек на болотах своих привечает…
– О чем задумалась? – вопросила одна из Ягусь.
А первая, самая суровая, взяла метлу свою, оземь ударила, и стала метла тонким прутиком. Протянула она тот прутик, коснулась поверхности лужицы да и молвила:
– А сейчас узнаем-выведаем. Про мысли твои все углядим!
И только она это сказала, как покрылась рябью лужица да экраном стала! Чисто плазменный телевизор! А там… и сверху! И стоя! И быстро-быстро! И сбоку! И сзади! Вся лягушачья камасутра!
Я покраснела, ведьмы потрясенные взгляды с меня на лужу и обратно, а старшая нахмурилась и вдруг приказным тоном:
– А ну брысь!
Три лягушки выпрыгнули из лужи. Первая откровенно ржала, держась за пузико зелеными лапками, вторая с убийственной рожей мчалась за третьей. А третья мотала прочь, но с такой похабно- счастливой лыбой на морде!
– Какие лягушки развратные пошли, – задумчиво глядя вслед парочке, произнесла одна из Ёжек.
– И не говори, – вступила в разговор молоденькая, – давеча случай был: Иван-царевич честь по чести стрелял, и стрела в соответствии с договором в болото. Он за ней, он через степи и леса, он через реки и горы! Прискакал и что видит!
– Что? – заинтересованно выдохнули Яги.
– Василиса его с животом сидит! – возмущение бабы Ёжки было нешуточным. – С животом! На девятом месяце! Как вам?
Все руками развели, одна из сорокалетних задумчиво:
– А чему удивляться? Вот ты только что сама видела, о чем рядовые лягушки думают, и это за месяц до брачного сезона! Похабник!
– Да ладно, – вступила в разговор одна из молоденьких. – Видала я того Ивана – тормоз он. Небось, за стрелой не мчался, а ехал неспешно годика два, тут уж у любой Василисы терпение кончится! Так что поделом ему!
Сижу, потрясенно слушаю! Ну ни фига себе у них тут аниме моралес!
А первая баба Яга и говорит тихо так, но очень властно:
– Хватит! Не о том разговор сейчас, не за тем встретились. Об ином и рядить будем!
И снова прутиком в воду да со словами:
– За горами, за весями, за взглядами, за сплетнями, за страхом да за отвагой отыщи правду истинную, глубинную, в глубине души скрытую… Покажи нам страх, самый страшный из страхов…
И пошли круги по воде… а следом мигнуло да проявилось изображение… и улыбаться я перестала…
Потому что там была я. В мои пятнадцать лет. С хвостиком, зареванными глазами и в старенькой линялой пижаме, сжавшаяся и обнявшая колени руками, я сидела на полу под дверью… А там плакала мама. Ночью, в подушку, чтобы мы не слышали… И я ничего, совсем ничего не могла сделать…
– Нет твоей вины, – вдруг сказала первая баба Яга, – каждый сам судьбу выбирает, за судьбу свою и ответственность несет. Мать твоя могла о муже-изменщике забыть, счастье с другим построить, мечты добиться, да выбрала долю горькую. Она жалость к себе лелеяла, она обиду хранила, она избрала путь свой, не ты. Могла бороться, могла забыть, а выбрала слезы. Ее выбор, не твой.
