обронила:
– Хорошо, что хотя бы один из нас разумен.
И ушла, оставив Коннора одного в темном и пустом саду. Разумная часть его души радовалась, что все так закончилось. Но другая его сторона, скрытая от людских глаз, твердила что-то совсем другое. И он не мог заглушить этот голос.
Ты совершил ошибку, Коннор. Глупо думать, что одиночество спасет от боли. Глупо надеяться, что эта боль пройдет.
И лекарства от этого у него не было.
Санни вернулась на праздник. Она немного задержалась у входа, пытаясь обрести душевное равновесие. Она не понимала, как можно избегать любви только потому, что боишься страданий. Ее сердце разрывалось оттого, что Коннор обрек себя на одиночество. И все только потому, что не переборол свой страх.
Но все же он, наверное, был прав, когда прервал их поцелуй. Он уедет отсюда, и слава богу.
Одной ей легче будет справиться со своими страстями. Она останется здесь в любом случае, чтобы осуществить свои мечты.
Ну и что, что в его руках она чувствовала себя такой желанной, такой любимой, как никогда ни с каким другим мужчиной? Ну и что, что целовать его было наслаждением для Санни, наслаждением, отказаться от которого было чертовски сложно? Ну и что, что Коннор так прекрасно ладит с этим мальчиком, словно он ему отец?
Она могла бы часами рассказывать себе о том, почему она должна забыть о Конноре. Но правда была очевидна. Звезда Коннора сияла на ее небосклоне, и никакие доводы разума не могли затмить ее.
Вместо того чтобы направиться домой, где он рисковал наткнуться на Санни, Коннор поехал к себе в офис, чтобы дождаться там окончания праздника. Он перебирал в голове разговор с Санни, перескакивая с него на воспоминание об их умопомрачительном поцелуе, который неплохо было бы повторить. Но это-то как раз делать было нельзя.
Когда он вернулся домой, было уже поздно, Санни должна была уже лечь спать. Свет в ее комнате был погашен. Он зашел в дом и, услышав голоса на кухне, направился туда. Он хотел поговорить с мамой, которая должна был кое-что ему объяснить.
На кухне пахло травяным чаем. За столом сидели Санни и его мама и пили чай. Увидев Коннора, Шейла улыбнулась.
– Коннор, дорогой, присоединяйся к нам.
Внутри Коннора все пылало и требовало Санни. Вместо этого он подошел к матери и озабоченно сказал:
– Мама, ты плохо выглядишь. Опять мигрень?
– Да, дорогой, – виновато ответила Шейла. Эти приступы всегда приходят так не вовремя.
Пришлось раньше уйти с праздника.
Он положил ей руку на лоб, желая убедиться, что у нее нет жара.
– Жара нет. Ты приняла лекарство, которое тебе посоветовал отец?
Она махнула рукой.
– Ты же знаешь, что оно не помогает.
– Почему ты еще не в постели? Отец знает о твоем состоянии? – Он обратил внимание на яркий свет, горевший на кухне. – Надо приглушить свет.
– Коннор, успокойся. Санни уже помогла мне.
– Неужели? – удивленно спросил Коннор. – И как же?
– Я же массажистка, ты забыл? – заметила Санни.
– То есть ты с помощью массажа избавила маму от мигрени? – В его голосе сквозил скептицизм. Неужели массаж помог там, где не помогало ни одно предложенное им средство?
Санни жестко посмотрела на него.
