невзирая на ливень кумбраэльских стрел.
Слева строй альпиранцев тоже начал рушиться: солдаты увидели хаос, который сеют среди их товарищей на холме. Одну из когорт охватила паника, и все подразделение обратилось в бегство, невзирая на призывы своих командиров. Королевская стража рванулась в прорыв, и все новые когорты стали обращаться в бегство по мере того, как весь строй разваливался. Вскоре тысячи альпиранцев потоком неслись прочь через равнину, вздымая такие высокие тучи пыли, что они затмили солнце, и поле битвы накрыла тень.
На склоне перед Ваэлином выжившие альпиранцы наконец-то начали пытаться уйти от непрекращающегося ливня стрел и натиска ренфаэльских рыцарей. Они, по-видимому, чересчур устали, чтобы бежать: многие просто брели прочь, зажимая раны или стискивая торчащие из тела стрелы, слишком измотанные, чтобы обороняться, когда рыцари налетали на них и валили наземь ударами палицы или мечей-бастардов. Там и сям группки людей еще сражались, островки упорного сопротивления в потоке стали и коней, но вскоре все они были повержены. Ни один солдат не сумел подойти к гребню холма на расстояние удара мечом, и Бегущие Волки не потеряли ни единого солдата.
Справа все разрастающееся облако пыли свидетельствовало о неутихающей ярости альпиранской кавалерии, и владыка битв приказал вступить в бой орденским всадникам. Братья в синих плащах быстро исчезли в клубах пыли, и не прошло и нескольких минут, как альпиранские всадники начали выныривать оттуда и уноситься на запад. Кони у них были все в мыле. Из тысяч всадников, которые пытались зайти во фланг королевской страже, выжило всего несколько сотен.
Ваэлин посмотрел наверх, на бледный солнечный диск, подернувшийся красным от пыли. «Ты узришь, как смерть соберет великую жатву под кроваво-красным солнцем…» Слова из сна, произнесенные призраком Нерсус-Силь-Нин. От мысли о том, что сон может оказаться вещим, в груди возник неприятный холодок. Тело, остывающее в снегу, тело человека, которого он любил, человека, которого он убил…
– О Вера! – воскликнул стоящий рядом Дентос, взирающий на разворачивающееся перед ними зрелище со смешанным благоговением и отвращением. – Никогда еще не видел ничего подобного.
– Думаю, что и не увидишь, – ответил Ваэлин и встряхнул головой, чтобы избавиться от отголосков сна. – То, с чем мы встретились сегодня, были лишь гарнизоны северного побережья. Когда на север явится настоящая армия императора, боюсь, такого легкого триумфа больше не будет.
Глава четвертая
Губернаторская вилла в Унтеше стояла на живописном холме над гаванью, где мачты затопленного торгового флота города торчали из воды, подобно затонувшему лесу. Сады виллы изобиловали оливковыми рощами, статуями и аллеями акаций. За всем этим ухаживала небольшая армия садовников, которые не оставляли своих повседневных хлопот, несмотря на то что резиденция была захвачена владыкой битв. Прочие слуги в резиденции поступили так же: они продолжали выполнять свои обязанности с немым раболепием, что, однако, отнюдь не помогало владыке битв чувствовать себя увереннее. Его стражники бдительно, исподлобья следили за слугами и все блюда пробовали дважды, прежде чем подать их ему на стол. То же тупое повиновение, что у прислуги виллы, можно было, по большей части, наблюдать и в городе. Правда, возникли некоторые неурядицы с несколькими десятками раненых солдат, выживших в битве, которая сделалась известна как битва на Кровавом холме, и совершивших беспорядочную атаку на главные ворота, когда их миновали первые полки королевской стражи. Но солдаты встретили предсказуемый конец. По большей же части альпиранцы вели себя смирно, по всей видимости, по приказу своего губернатора, который, прежде чем принять яд вместе со всем своим семейством, издал распоряжение не оказывать сопротивления. По всей видимости, этот человек командовал альпиранским войском в битве на Кровавом холме и, считая, что на его совести и без того достаточно убийств, не желал предстать пред богами, еще сильнее отяготив свою участь.
