взгляд. Наконец, дыша еле слышно, он тихонько пересек комнату и забрякал в углу жестянками. Проголодался, что ли? Послышался сдержанный стук и шуршание. Затем глухой удар, менеджер в темноте вскрикнул и хрипло выругался, еле ворочая языком. Возня, стуки, и наконец тишина, прерываемая хриплым, тяжелым дыханием.
Через несколько минут послышался голос:
– Не спишь?
Илья не ответил.
– Вот и мне не спится, – продолжал Иммануил пьяно. – Отпраздновать бы надо… большой проект сегодня закончил. Только это пока секрет.
Он помедлил, явно ожидая, чтоб Илья спросил его, что за секрет. Поворочался еще и наконец продолжил:
– Про миллиарды – это народ, конечно, преувеличивает. Но деньги у голландца не переводятся, это так. – Он вздохнул, поерзал. – Везет же людям! Не слыхал?
Илья повернулся на бок, стараясь не вдыхать вонь от грязной подушки. До того, как они осели на Сумитре, ему было не до новостей. Жизнь у них была и без того интересная. Открытый космос, разные экипажи, сложные задания. Когда погиб отец Тимура, еще и мальчишка прибавился. Так что вечно они с Эйлой все узнавали последними. Даже прогноз погоды им в космосе смотреть было незачем.
Менеджер в своем углу вздохнул мечтательно.
– Восемьсот шестьдесят три миллиона! Адольф его зовут. Адольф Якобс, – он шумно забулькал, в воздухе разлился запах спиртного. – Купил билет на сдачу в турецком квартале Амстердама. Баржа у него там облезлая в канале на приколе стояла, на ней они и жили.
Менеджер жадно облизал губы.
– В газетах писали, они с женой бедствовали страшно, разве что не побирались. Сам не работал – он кустарь-изобретатель, на свалке металлолом подбирал и из него разные самоходки мастерил, роботов всяких. Да что я говорю – ты завтра сам увидишь.
Илья обхватил голову руками. Меньше всего ему нужен был этот разговор и этот собеседник. Может, Тимур у него лежит связанный за этим люком, для того он и зубы заговаривает!
– …сын у него тоже инвалид, – тем временем продолжал менеджер. – Сейчас-то он уже не ребенок, а взрослый дундук – если жив еще, конечно. Говорят, потому наш Адольфыч и жил в бедности, каждую копейку считал, все пытался вылечить сына.
Илья прислушивался к тишине – не донесется ли из-за стены шорох, зов о помощи.
– А что с сыном? – наконец спросил он.
Менеджер довольно хохотнул – расколол-таки! – и продолжил, смакуя каждую подробность:
– Сына никто никогда не видел. Даже тогда, на барже в Амстердаме. После их выигрыша туда аж экскурсионный маршрут открыли. Он к тому времени уже оттуда съехал, а баржу продал за хорошую цену собственной сестре. И, говорят, перед отъездом разругался со всеми, кого знал. Ни полмонетки никому на бедность не подарил.
– Ну и хмырь, – рассеянно сказал Илья. В мозгу крутились разные варианты действий. Менеджер между тем продолжал:
– Все тогда ожидали, что он кончит так же, как и прочие лотерейные миллионеры. Спустит денежки на фонтаны с шампанским и личные самолеты, остатки просадит на бирже и годков через пять снова будет без копейки на бирже труда побираться. Но наш Адольфыч не такой дурак. Он еще нас с тобой жизни поучит.
Снова забулькала жидкость. Имманиул почмокал и продолжил:
– В газетах писали, что Адольфыч повез сына по клиникам, даже отдал его добровольцем на какие-то новейшие эксперименты в лабораториях Общества Социального Развития… сам им денег давал на опыты. Но, видно, не в коня корм. Сюда они приехали, судя по всему, уже без ребенка. Только Адольфыча с женой тут и видели – ну, и обслугу, конечно. Обслуги у них как грязи. Только, – понизил он голос, – не люди.
Менеджер помедлил, ожидая ответа. Не дождался и снова заговорил, пришептывая от волнения:
